Дубровская, уже не стесняясь, рыдала на плече подруги. Вместе с ее уходом рушилась последняя опора, на которой некогда покоились спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Впереди были пустота и неизвестность.

– Держи себя в тонусе. Не расслабляйся. Это место для таких, как ты, джунгли. Направо пойдешь – в сети попадешь. Налево – голову потеряешь. Старайся распознать опасность прежде, чем она распознает тебя.

– Опасность? – сквозь слезы спросила Лиза. – Какая опасность?

– Если бы знать заранее, – вздохнула Роза. – Приведу тебе маленький пример, но не для того, чтобы тебя напугать…

Дверь лязгнула.

– Эй, ты. С вещами на выход!

– Мне пора, – быстро зашептала Роза. – Не успела тебе рассказать то, что хотела. Берегись королевы с кулоном. Я слышала, она содержится где-то здесь. Ее хобби – молодые, неопытные девчонки вроде тебя.

– А что она делает? – вскрикнула Дубровская, как за последнюю надежду хватаясь за руку своей наставницы.

– Всего лишь убивает своих любовниц, – ответила Роза, поднимаясь.

– Пошевеливайся! – раздался командный голос. – Вижу, в карцер захотела.

– Иду, иду. Простите, что-то в спину вступило. На силу разогнулась.

– Давай-давай. Больная нашлась! – заворчал охранник.

Женщина с сумкой заспешила к двери. У выхода она оглянулась.

– Может, еще свидимся! Ищи поддержку на воле…

Прощальный кивок головой. Грустная улыбка. Скрежет засовов.

Несмотря на трагичность пережитого момента, Лиза сохранила слабую способность соображать. Последние слова подруги колоколом звенели в ее ушах.

«Королева? Какой-то кулон?» Дубровская тщетно старалась понять смысл предупреждения. Должно быть, она ослышалась. Так легко ошибиться, когда слезы застилают глаза, а голос надзирателя звучит громче, чем крики грешников в аду…

На следующий день пришли за ней. Как во сне, она собрала вещи в небольшой пакет и двинулась в сопровождении надзирательницы по длинному коридору. Они шли долго, спускались по лестнице, затем опять поднимались вверх. Открывались какие-то двери, закрывались замки, раздавались отрывистые команды.

«Покровитель. Мне нужен покровитель», – вертелось в голове. Конечно! Ей мог помочь только Андрей. Не важно, что в последнее время в их отношения заполз холодок. Он не давал ей повода усомниться в их чувствах. Увлечение Алиной не в счет. Теперь, когда Павловская мертва, ничто не стоит между ними. Только тюремные решетки…

– Лицом к стене. Пришли! – оповестила ее надзирательница.

Дубровская быстро приняла решение.

– Мне нужно позвонить. Срочно! Как я это могу сделать?

К ее удивлению, женщина в форме не окрысилась на нее, а деловито спросила:

– Таксу знаешь?

– Какую таксу? – открыла рот Лиза.

– Сколько платить, – пояснила надзирательница. – Тебе нужен городской звонок или междугородний?

– Международный, – выпалила Дубровская. – Мне нужно переговорить с женихом во Франции.

– А его случайно не Депардье зовут? – ядовито осведомилась женщина. – Шутница, твою мать!

В следующую секунду Елизавета ощутила крепкий удар в спину и, получив неплохое ускорение, влетела в камеру…

Ее встретило море лиц. Роза оказалась не права. Камера была общей. Сколько здесь содержалось заключенных, с первого взгляда было, конечно, не определить. Женщин было так много, что у Елизаветы зарябило в глазах. Одни сидели за столом, другие группками расположились на нарах. Кто-то спал, кто-то ел. Место за пластиковой занавеской было также занято. Кто-то справлял нужду.

Лиза как вкопанная остановилась у входа. Она не знала, где ей расположиться. Тотчас же ее окружили любопытные узницы.

– Глядите-ка, новенькая!

– Ты здесь за что, милашка?

– А она ничего. Смазливая. Умыть да причесать, можно и к столу подавать!

«Начинается!» Дубровскую охватила паника. Кто-то щипнул ее за зад, кто-то потрогал волосы.

– Тебя как зовут, крошка?

– Лиза, – сглотнула она. – Вы не подскажете, – она обратилась к одной из узниц, лицо которой, как ей показалось, было вполне добродушным, – вы не скажете, какую кровать мне можно занять?

Неизвестно, что смешного было в этом вопросе, но женщины на мгновение остолбенели, а потом захохотали.

– Кровать? Эй, Стася, ты не поделишься с новенькой своей шконкой?

– Запросто. Пусть гребет сюда!

– Крошка! Валяй ко мне, я тебя согрею.

Лиза стояла как неживая. Она не знала, что предпринять. В каком-нибудь авантюрном фильме главная героиня на ее месте уже давно бы показала насмешницам несколько приемов карате. Тогда бы ее оставили в покое, а может, даже проводили бы на лучшее место со всеми подобающими случаю почестями. Но Дубровская не владела боевыми искусствами, а ее спортивная подготовка была далека от удовлетворительной.

– Эй, сороки, угомонитесь, – раздался вдруг грубый голос. – А ты ступай сюда!

Лиза огляделась. К ней обращался какой-то мужчина в белой майке и спортивном трико. Он сидел в глубине камеры, на нижних нарах.

– Это Регина, – шепнул ей кто-то. – Будь с ней полюбезнее, детка.

Регина?! Ах, да! Она же в женской камере, где мужчин не может быть по определению. Значит, эта мускулистая фигура и крепкая, как баскетбольный мяч, голова принадлежат женщине! Судя по всему, она пользуется здесь авторитетом. Хватило одной фразы, сказанной ее густым басом, как стрекотание сорок-пересмешниц разом прекратилось. Женщины вернулись к своим делам, как будто новенькой в камере не было и в помине.

На негнущихся ногах Дубровская подошла к Регине. Вблизи та оказалась еще более внушительной. Крутой лоб, нос, по всей видимости, со следами былого перелома и руки с внушительными бугорками тренированных мышц. Сидела она по-мужски, широко раздвинув в стороны ноги, смотрела исподлобья.

– Меня зовут Регина. Усекла? Я не терплю неповиновения и глупого геройства. Будешь своевольничать, сгною. Дачками здесь принято делиться. Займешь первую шконку от входа. Эй, куда ты смотришь? Ты что, тронутая?

Действительно, Елизавета со стороны производила впечатление ненормальной. Взгляд ее остекленел. Дыхание почти остановилась. Она напоминала кролика, загипнотизированного удавом. Но не внушительная внешность «хозяйки хаты» и даже не ее угрозы парализовали новенькую. Всему виной оказался крестик, сделанный, по всей видимости, из хлебного мякиша, лучшего поделочного материала заключенных, висевший на тонкой тесемке на груди женщины.

«Вот оно! Кулон и королева. Имя Регина переводится именно так. Достаточно разок взглянуть на нее, чтобы понять ее сущность. Она насилует молодых девчонок, а после того, как надругается над ними, жестоко убивает! Вот о ком предупреждала меня Роза».