– Не знаю, что и думать. Но вывод напрашивается сам собой. Если Павловская была единственной свидетельницей, способной разоблачить мистификацию смерти Данилкина, может, по этой причине ее и убили?

– Возможно, – пробормотал Семен Иосифович. – Но господину бизнесмену было проще не городить огород из могил, а сидеть себе тихо в теплом месте, если, конечно, он – не маньяк-убийца…

– Не думаю, – содрогнулась Дубровская. – Здесь что-то иное. Ясно лишь одно: если в наших предположениях что-то не стыкуется, значит, мы идем по ложному следу.

– Если бы убийства всегда совершались сообразно логике и здравому смыслу… Но, как я понял, у тебя есть на примете еще один подозреваемый?

– Почему вы так решили?

– Элементарно, дорогая. Рассуждая о возможных виновниках преступлений, ты «во-первых» назвала Данилкина. Теперь говори «во-вторых».

Лиза даже рассмеялась. Надо же! Она совсем не следит за своей речью, зато Грановский это делает за нее превосходно.

– Я думала, не причастен ли к злодеяниям адвокат Афонин?

Семен Иосифович даже поперхнулся от неожиданности:

– О, ради всего святого! Он-то тут при чем?

Дубровская даже обиделась. Если прохвост-юрист выглядит безгрешной овцой, то почему ее виновность не вызывает сомнений?

– Афонин знал о встрече на озере. Напомню, этой информацией обладали только четверо: я, Данилкин, Плешак и его юрист.

– А кроме вас, начальник турбазы, бухгалтер и много кто еще.

– Но Афонин появлялся на местах всех преступлений! – воскликнула Лиза.

– Позволь тебе напомнить, милая. В квартире Павловской он появился многим позже тебя и в сопровождении милиции! Еще есть аргументы?

Дубровская надулась.

– В детективах виновным всегда оказывается тот, на кого меньше всего падают подозрения! – Это был ее последний козырь.

– Если бы я писал детектив про это скользкое дельце, виновной бы оказалась ты! Ну да ладно, не хмурься, я, конечно, шучу. За что ты, кстати, хлопнула беднягу по голове?

– Я его не била! Это подлая ложь! – воскликнула возмущенная Лиза.

– Не думаю, что это удачная линия защиты, если учесть то, что в материалах дела имеются данные судебно-медицинской экспертизы. Может, его ударил фантом?

– Я уже начинаю верить в привидения.

– А что ты можешь сказать о грабеже кроссовок?

– Я взяла их поносить. Не идти же мне было босиком! Между прочим, я попросила разрешения у хозяйки!

– И она тебе его дала! – с ехидцей произнес Грановский. – Спасибо, что ты не отрицаешь очевидные факты.

– Плохи мои дела? – спросила Дубровская, и голос ее дрогнул.

Адвокат вздохнул. Встреча с Дубровской не внесла в обстоятельства дела ни малейшей ясности. Однако положительный итог все же был. Теперь он был уверен в невиновности Елизаветы. Если бы так же легко он мог убедить в этом остальных!

Грановский ободряюще улыбнулся Лизе на прощание.

– Не горюй. Прорвемся! – Затем он взглянул на рыжую надзирательницу. – Я требую, чтобы мою подзащитную немедленно препроводили в камеру, а не мариновали в «стакане».

«Стаканами» назывались крохотные помещения для кратковременного содержания заключенных. Правильнее было бы назвать их отделениями шкафа, где среднестатистический человек мог бы поместиться в полный рост. Сидеть там было невозможно. Свет проникал в этот стоячий гроб только через небольшие отверстия на уровне глаз. В таком положении заключенный мог находиться продолжительное время, ожидая, когда его, согласно очередности, отведут в камеру. Если с затекшими ногами еще можно было как-то справиться, то моральное унижение от этой малоприятной процедуры было колоссальным. Стоять запертым в ящике, как грязная швабра, – это испытание не столько тела, сколько духа.

– У меня выводных нет! – осерчала толстуха. – Мне что, самой ее конвоировать? Вот ребята вернутся, тогда и отведут ее, куда требуется.

– Вы не видите, в каком она состоянии? – возмутился адвокат. – Я требую особого отношения. Она еще не осуждена, стало быть, преступницей ее называть рано. Она ничуть не хуже нас с вами.

– Ой-ой! – запричитала надзирательница. – Может, мне еще ей кофе подать да модный журнал, чтобы не скучала? Это тюрьма, а не салон красоты. Впрочем, если вы такой чувствительный, можете побыть здесь с ней еще часок, пока не кончится пересменка. Ведь она ничуть не хуже вас, не так ли?

– Один – один, – пробормотал Грановский, усаживаясь на свое место. – Рыжим сегодня везет.

Ничего не попишешь, но обед с давнишним приятелем придется перенести на час позднее. Последовательность – редкая добродетель, но она требует жертв…

– Меня переводят…

Этим известием Роза огорошила подругу, которая только что вернулась со свидания с адвокатом. Женщина уже собрала свои вещи в сумку. Она указала Лизе на место рядом с собой:

– Присядь-ка. У нас не так много времени, а я хотела с тобой кое о чем поговорить.

– Неужели это правда? – простонала Дубровская, хватаясь за голову. – Ты сейчас уйдешь, а я останусь?

– Помолчи. Говорить буду я, а ты мотай на ус. Девка ты, по всему видно, хорошая, только несладко тебе здесь придется. Хочешь выжить – помни несколько правил. Во-первых, не строй из себя бывалую штучку, тебя вмиг раскусят. От тебя за версту высшим образованием несет. Опять же, не зазнавайся – этого тут не любят. Во-вторых, меньше болтай и не будь такой доверчивой! Это тебе со мной повезло, человека встретила, а могла к волчице попасть. Не спорь со мной!

Роза хмурилась. Ей явно было не до сантиментов. Сказать нужно было многое, но времени оставалось до смешного мало. Конечно, ей хотелось обнять подругу и пообещать ей, что все непременно будет хорошо. Но, зная суровые нравы казенного заведения, она не спешила радовать Лизу благоприятными прогнозами.

– Не выворачивайся перед окружающими наизнанку. Ты не на исповеди. Веди себя незаметно. Вопросов не задавай, не спорь. В ссоры не лезь, правды не ищи – все равно не потянешь. Слабовата. Лучше сядь в сторонку и наблюдай. Разберись, где сильные, а где отстой. Сторонись и тех, и других. И вот еще что… Найди надежного покровителя на воле.

Дубровская только покачала головой. Ей не к кому обращаться.

– Не корчи из себя великомученицу, – рявкнула на нее Роза. – Пошелести мозгами. Такой должен оказаться. Отец, брат, троюродная тетя, любовник. Что у тебя, даже хахаля не было?

Андрей? Но он еще не вернулся со своей выставки!

– Вижу, что есть кто-то. Так вот, девочка, не рви связи. Не гнушайся помощью. Любой. Родным тяжело? Запомни, тебе тяжелее. Они – на свободе, ты – в тюрьме. Здесь выживать надо, а не нюни распускать. О хороших манерах вспомнишь позднее. А вообще отрекись от воли. Забудь про нее, так легче. Ты тут надолго. Может, даже на всю жизнь…