* * *

Примерно полгода назад я закончила свои воспоминания, поставила, так сказать, последнюю точку и не собиралась больше к ним возвращаться. Но в последнее время мне не дает покоя настойчивое желание добавить как бы постскриптум и рассказать о своей недавней поездке в Израиль. Уже второй в моей жизни.

Итак, в январе этого, 1996 года мы осуществили свой замысел и отправились втроем — я, Лена и Алеша — на Землю обетованную. Время года было самое неподходящее, мои тамошние друзья, которых я предупредила о нашем приезде, пугали меня, что это у них сезон дождей, льет с утра до ночи, и мы не получим от поездки никакого удовольствия, что в Израиль надо приезжать весной или осенью. Но у нас не было выбора: Лена с Алешей были свободны только во время каникул в колледже, поэтому мы решили рискнуть и перед самым Новым годом прилетели в Тель-Авив — я из России, они из США. И Господа Бога, видимо, растрогала наша решимость, Он пожалел нас, и почти все время нашего пребывания там, то есть около четырех недель, стояла дивная погода — тепло, солнце, голубое небо без единой тучки. Только дня за три до нашего отъезда на небесах вняли мольбам раввинов, которые, как сообщали газеты, умоляли Всевышнего ниспослать дождь, столь необходимый сельскому хозяйству. И пошли непрерывные ливни. Но это уже не могло нам испортить впечатления от пребывания в чудесной стране. На взятом напрокат автомобиле мы изъездили ее вдоль и поперек (остановились мы в Тель-Авиве у друзей, которых теперь у меня в Израиле больше, чем в Москве — одни эмигрировали туда из России раньше, другие позже), осматривая как древние, так и современные города, поселения и кибуцы.

Целую неделю мы прожили в Иерусалиме, без устали бродя по Старому городу, где все дышит историей и напоминает бесконечные пассажи из Старого и Нового заветов, а также по более современным, но тоже достаточно древним и интересным районам города. А из незнакомых нам по Библии местностей наибольшее впечатление произвел на нас один из древнейших городов Ближнего Востока — Бейт-Шеан (в разные исторические эпохи он назывался также Скитополис и Ниса). В ходе раскопок, начатых еще в 1920-е, там обнаружили более десятка слоев человеческих поселений, самые древние из которых относятся к пятому тысячелетию до нашей эры. Теперь туристам показывают там стены домов египетского периода (xvi — xii века до н. э.), израильского (царь Давид — хi — х века до н. э. — завоевал этот город, а во времена его наследника, царя Соломона, город был крупным административным центром), римский амфитеатр (II век), где происходили бои гладиаторов, улицу с великолепной колоннадой, интерьеры домов, украшенные древней мозаикой, и т. п. Раскопки продолжаются, принося все новые находки, и все это вместе производит ошеломляющее впечатление.

Не меньшее, но совсем другого рода впечатление производят тянущиеся вдоль автострад (которые, по заверениям моего опытного внука Алеши, не хуже американских) плантации апельсинов, лимонов, мандаринов, грейпфрутов, бананов. На землях, где всего несколько десятилетий назад была безводная пустыня, стоят бесконечные ряды увешанных плодами деревьев. Меня переполняло восхищение людьми, создавшими все это, их энергией и самоотверженностью. Ну а поскольку я прибыла из России, то дополнительное мое изумление вызывал факт, что эти спелые фрукты никто не ворует. У нас это было бы совершенно невозможно. Ведь кибуцы и мошавы (поселения частных землевладельцев) расположены на некотором расстоянии от дорог, и воров, особенно вечером и ночью, никто бы даже не заметил.

Сравнения с советской действительностью у меня возникали также при посещении кибуцев, то есть сельскохозяйственных коммун. Я побывала в двух таких хозяйствах. В одном, под Тель-Авивом, живет моя соученица по гимназии Наоми Шахар, эмигрировавшая из Польши еще до войны. В другом, на севере страны, — моя землячка из Белостока Хайка Гроссман, о которой я уже писала, бывшая партизанка, потом, в Израиле, крупная общественная деятельница, теперь тяжело больная, несколько месяцев не покидающая больницу. Оба кибуца — богатые хозяйства, где люди живут в красивых индивидуальных домах со всеми удобствами и ни в чем не испытывают нужды. Хайку я навестила в кибуцной больнице, в которой условия и уход, как оказалось, не хуже, чем в московских клиниках высшего разряда. Наблюдая все это, я непрерывно задавалась вопросом, почему уровень почти всех советских колхозов ниже всякой критики, люди живут на грани нищеты и все, кто помоложе, стараются оттуда удрать (теперь это стало возможным, раньше у колхозников, как в старину у крепостных, не было паспортов, и сняться с места они не могли), в то время как кибуцы процветают и даже не в состоянии принимать всех желающих туда вступить. Фиаско самой идеи колхозов обычно объясняют тем, что при отсутствии частной собственности у людей нет стимула работать, они не заинтересованы в результатах своего труда. Наверное, это так, но ведь кибуцы коллективизированы еще больше, чем колхозы, там даже пищу, как правило, не готовят дома, питаются в общей столовой, где на кухне дежурят по очереди все члены кибуца, независимо от своего основного занятия. Почему такое происходит? В чем причина? Скорее всего, в том, что в колхозы людей загоняли насильно, у них не было выбора, не было альтернативы. В кибуц же люди вступают по своей воле, без всякого принуждения. Если они хотят заниматься сельским хозяйством, но им не нравится коллективный труд, то у них есть возможность осуществить свое желание, обзаведясь собственностью в мошаве. Думаю, что в этом все дело. Другое объяснение мне просто не приходит в голову.

Последней точкой нашего путешествия был самый южный город Израиля, курорт Эйлат на берегу Красного моря. Мы провели там несколько дней, отдыхая после путешествия по стране, загорая на пляже и купаясь в море. В середине января там было двадцать пять градусов тепла при температуре морской воды тоже выше двадцати. Словом, нормальное европейское лето. И хотя, по тамошним понятиям, была зима и мертвый сезон, мы видели на пляже и на улицах множество туристов из самых разных стран.

И тут я не могу не рассказать об одной приятной встрече. В свой последний вечер в Эйлате мы вышли после ужина погулять. Идем по улице, и вдруг рядом с нами останавливается джип с крупной надписью «ООН». Из окна высовывается офицер и спрашивает по-английски (на этом языке в Израиле можно объясниться с каждым) у Алеши, который оказался ближе всего к краю тротуара, как проехать к такой-то гостинице. Алеша начинает ему объяснять и слышит, как тот обращается по-польски к сидящему рядом коллеге: «Я что-то не очень понимаю, послушай ты, ведь ты знаешь английский лучше моего». На это Алеша: «Я могу вам все повторить по-польски». — «Значит, вы из Польши?» — «Нет, из Америки». — «А откуда вы знаете польский?» — «Бабушка и мама меня научили, вот они стоят рядом со мной». Тут с радостными восклицаниями из джипа выскочили четверо молодых мужчин в польской офицерской форме, представились (один был из Ополя, другой из Вроцлава, третий из Кракова, четвертый, если не ошибаюсь, из Грудзендза) и начали нас расспрашивать, откуда мы и что делаем в Эйлате. Сами они, как оказалось, служили в польской части ООН на Голанских высотах, двое на сирийской стороне и двое на израильской. Получили увольнение на несколько дней и решили отдохнуть в Эйлате. Проехали всю страну, так как Голанские высоты находятся на севере Израиля. Услышав, что дочь и внук прилетели из США на свидание с бабушкой, они, не вдаваясь в подробности, решили, что я гражданка Израиля и живу тут постоянно. После чего, обращаясь ко мне, начали твердить, перекрикивая друг друга: «Послушайте, не отдавайте Голанские высоты! Вообще ничего этим арабам не отдавайте! Мы уже на них нагляделись, видели Сирию, Ливан… Разве их можно сравнить с Израилем? Не уходите вообще ниоткуда!» Они то и дело возвращались к этой теме во время нашего более чем получасового разговора, и чувствовалось, что не раз уже обсуждали этот вопрос между собой и теперь рады возможности высказать свою точку зрения лицам как-никак заинтересованным. Мы простились очень довольные встречей, и я им сказала, что, хотя не совсем разделяю их мнение, все равно тронута их произраильской позицией и рада услышанному.