– Предлагаю ловить рыбку на живца! Нужно придумать что-нибудь такое, что не сможет оставить Людовика равнодушным и вынудит его с нами встретиться. И желательно – в Версале!

– Насколько я помню, Людовик имеет большую слабость к женщинам и по молодости менял своих фавориток как перчатки. А горбатого только могила исправит! Вот я и опасаюсь, как бы король всерьёз не положил глаз на мою дочь! – сквозь стиснутые зубы произнёс Алексей Никифорович и, стукнув кулаком по раскрытой ладони, добавил: – Если он хоть пальцем тронет мою Марфу, я ему лично оторву его причинное место и заставлю его съесть!

– Ему уже за шестьдесят, и будем надеяться, что вулкан страстей угас и он уже не такой прыткий в этих делах, как в молодые годы. А самое главное, я верю в благоразумие Марфы. Но чтобы с ней действительно не случилось ничего плохого, нам нужно сделать так, чтобы король о нас вспомнил как можно быстрее. Мы в ближайшие дни под любым предлогом должны оказаться в Версальском дворце! Думаю, что нам нужен театр и не простой, а такой, о котором мгновенно заговорит весь Париж! – предложил бывший опер.

– Почему именно театр? – поинтересовался Андрей Яковлевич.

– Французские короли с детских лет участвуют в дворцовых театральных постановках. Полагаю, что у всех королей рефлекс на это слово. Ведь не был исключением и Людовик, а детские привычки настолько сильны в человеке, что обычно они оставляют свой след на всю жизнь. Могут, конечно, немного трансформироваться; могут калечить людям жизнь; могут приглушаться или усиливаться, но своей власти над человеком они не теряют до самой их кончины. Жадный в детстве по жизни остаётся патологическим жадиной! Мне думается, что бы мы ни придумали, но слово «театр» обязательно должно присутствовать в нашей афере. Так сказать – спусковой крючок для королевского подсознания.

– Ладно, психолог, тогда дело остаётся совсем за малым. Каким-либо образом заполучить достаточно денег на то, чтобы нанять в наш будущий театр крутых артистов, талантливого режиссёра и снять большое помещение, чтобы места в нём хватило и на артистов, и на зрителей, – усмехнулся Алексей Никифорович.

– На такой проект наших оставшихся денег явно не хватит. Даже тех, что мы сумели припрятать от хитрого аббата в поясах и кошелях под рясами. – вздохнул Николай, некоторое время подумал и продолжил: – Здесь нам нужно что-то другое! Что-то компактное, но очень эффективное.

– Тогда откроем театральный салон гаданий и спиритизма, – усмехнулся бывший дипломат и замогильным голосом добавил: – На наших представлениях нужно театрально закатывать глаза и при помощи чревовещания общаться с духами умерших королей Франции.

– В нужном направлении мыслишь, Андрей Яковлевич, а почему бы и нет! Можно и театральный салон! Тогда мы сможем обойтись своими силами, и большое помещение для этих целей нам не нужно! Благо в нашем распоряжении имеются три комнаты. Можем потесниться. А самую большую комнату выделить для такого хорошего дела! – обрадовался Алексей Никифорович.

– Действительно, неплохая идея! Остаётся продумать сценарий, который максимально будет воздействовать на неокрепшие умы здешних аборигенов. Нужен хороший декор и умодробительные визуальные эффекты! – одобрил Николай. – Но вот как завлечь к себе придворную знать, чтобы слухи о нас дошли до самого короля?

– Ничего, как говорится, ввяжемся в бой, а там видно будет! Просто не могу сидеть без дела, когда чую, что вокруг моей дочери вьётся этот сластолюбивый старикашка Луи! – еле сдерживая кипевшее внутри него негодование, воскликнул тесть.

– Тогда идём в город. Посмотрим на квартал, в который нас поселил аббат. На старинный Париж, а заодно, может, нам удастся чего-нибудь подобрать для нашего будущего астрально-театрального салона! – предложил Андрей Яковлевич, и троица немедля направилась на выход.

Аббат определил своих гостей в небольшой, двухэтажный дом рядом с отелем «Люин». Это место располагалось совсем недалеко от Дворца правосудия, в одном из крыльев которого находилась тюрьма Консьержери. Хитрый Изидор как бы тем самым намекал русинам, что от свободы до плахи у них всего один шаг – повеление короля, на которого наш аббат имел определённое влияние. Друзья немного полюбовались на великолепные архитектурные творения города, поинтересовались у прохожего, где здесь можно приобрести недорого материи для пошива одежды, и отправились в указанном направлении – на Новый рынок. Он оказался тоже почти что рядом. От силы четверть льё по узким парижским улочкам, где и двум прохожим порой было не так просто разойтись. Кровли крыш домов почти сходились меж собой над головами прохожих и закрывали небо, оттого в узких улочках даже ясным днём было сумрачно. Шли пешком, ибо дорогих лошадей монашеский орден самым бессовестным образом реквизировал, как и золото, которое друзья хранили в трёх котомках. Изидор благочестиво дал по мешочку золотых монет на каждого, и если бы не припрятанные под рясами золотые монеты, то возможности друзей были бы сильно ограничены. Но некоторый стартовый капиталец у них присутствовал.

– Поберегись! – вдруг откуда-то сверху неожиданно раздался зычный голос.

Опытные горожане, которые шли впереди троицы, тут же дружно прижались к стенам. Николай и его друзья не поняли, в чём дело, но сразу последовали их примеру, и не зря. Им в какой-то мере повезло, так как удалось занять свободное место у стены. а вот человеку в чёрном одеянии, который всю дорогу следовал за ними по пятам, не очень повезло. Поблизости от него оставалось только одно свободное место – это рядышком с Николаем. Монах на короткое время замешкался, хотя бывший опер с усмешкой на лице и предлагал тому пристраиваться рядом. Пока шпик раздумывал, откуда-то сверху полились нечистоты. Они с чавканьем падали прямо в канаву посреди улицы и тем, кто в это время оказался поблизости от неё, не повезло. В их числе оказался и соглядатай ордена бенедиктинцев. Помои окатили его с ног до головы. Склизкие ошмётки теперь свисали прямо с капюшона монаха. Украшали они и его чёрную рясу. Шпик недовольно сморщил лицо. Зло посмотрел куда-то наверх и погрозил кулаком невидимому обидчику. Затем что-то негромко произнёс на латыни, недовольным взглядом окинул своих «клиентов» и торопливо засеменил прочь. Поручение аббата о неусыпном присмотре за людьми из Рутении был самым бессовестным образом сорвано. Друзья усмехнулись и неспешно пошли дальше, по направлению к Новому Парижскому рынку. Они ничем не выделялись по одеянию от парижан. Николай вначале с неприязнью воспринял неудобные, широкополые шляпы, но после происшествия с монахом понял их истинное предназначение. Это, скорее всего, была эффективная защита от помоев. Аббат помог Николаю и его товарищам с пошивом новой одежды, но за её изготовление не постеснялся и взял дополнительную плату. Варварскую расцветку скрывал тёмный удлинённый и по сезону подбитый мехом камзол. Хоть друзьям жутко не нравился подобный стиль одежды, но приходилось терпеть. Ибо такова была мода в то время в Париже. Единственное, что друзья сумели оставить себе из прежнего одеяния, это сапоги-ботфорты. Никто из них не захотел расставаться с пошитой ещё в Голландии удобной кожаной обувью.

Рынок встретил путешественников шумом и криками зазывал. Бесконечные торговые ряды перемешались с наспех сколоченными подмостками, на которых выступали артисты: шуты, фокусники, жонглёры. Разыгрывались короткие сценки, поэты читали стихи, певцы исполняли свои куплеты. Тут же в больших котлах варилась похлёбка, и за один су можно было согреться и немного насытиться. Николая же привлёк ряд оружейников. Сталь клинков блестела в неярком свете декабрьского солнца. Тут же были представлены арбалеты и мушкеты, которыми мастера оружейного дела гордились особо. Несущая смерть сталь представляла из себя самое настоящее произведение кузнечного искусства.