Увидев, что я скалю зубы, женщина закричалаеще сильнее и стала злобно размахивать руками. Не выпуская половника из рук, ясмотрела на нее, не скрывая своего раздражения, и представляла, с каким быдиким удовольствием я вылила ей на голову кипящий суп с оранжевой чечевицей. Япредставляла, как она вся сама становится оранжевого цвета, лопается от злостии уходит из моей жизни.

– Послушайте, что вы ко мне привязались? –вновь заговорила я со свекровью, которая не понимала ни одного русского слова.– Если вы не голодны, то не мешайте мне готовить и тренируйте свои голосовые связкив другом месте. Я понимаю, почему вы меня невзлюбили. Вы невзлюбили меня из-затого, что я русская. Из-за того, что я не родилась на Востоке и не мусульманка.Вы хотели, чтобы ваш сын женился на египтянке, но уж, извините, сердцу неприкажешь. Если бы не я, ваш сын уже сидел бы в тюрьме. Вы должны быть мнеблагодарны, потому что я заплатила за него двадцать тысяч долларов, а это,между прочим, немалые деньги. У вас отродясь таких не было.

Как только в кухню вошел мой муж, яповернулась в его сторону и спросила обиженным голосом:

– Валид, что твоя мать на меня кричит? Что ейне нравится?..

Валид принялся разговаривать со своей матерью,и, как только диалог между ними был закончен, она что-то громко крикнула ивышла из кухни.

– У меня голова от нее разболелась, –пожаловалась я мужу.

– Моя мама ругается по делу. Ты должна ееслушаться точно так же, как и меня.

– А что случилось? Я суп приготовила, тот,который ты и хотел.

– Когда мама на тебя кричит, ты должна молчатьи ни в коем случае ей не перечить, – объяснил мне Валид. – Если ты не будешь ееслушаться, она может просто тебя избить.

– С чего бы это? Приплыли, я еще свекрухойбитая не была! – развела я руками. – А я ведь и постоять за себя могу, – мойвзгляд случайно упал на поварешку, лежавшую на столе.

– Я не люблю что-либо повторять по два раза.Ты должна слушаться мою мать, и если она на тебя кричит, то ты должна опуститьголову, со всем соглашаться и ни в коем случае ей не перечить.

– За что она на меня ругалась? – Неожиданно намоих глазах появились слезы. – Что я сделала не так? Она ругалась на меня зато, что я русская? Я знаю, почему она меня на дух не переносит. Причина одна –другой нет: она меня ненавидит за то, что я не мусульманка и родилась не в мусульманскойстране. Вот и вся причина.

– Она ругалась, потому что хотела, чтобы тыиспекла перед своим отъездом сладкий слоеный пирог. Она не видела, как тыпечешь, и хотела посмотреть, как ты раскатываешь тесто, насколько оно у тебятонкое и сколько у тебя уходит муки.

Захлопав глазами, я на время потеряла дарречи, но потом все же взяла себя в руки и заговорила уже более спокойнымголосом:

– Я печь вообще не умею. У нас в Москве пирогив любом магазине продают. Ешь – не хочу. Что за необходимость дома тестомесить? Не в деревне же живем. Только грязь разводить!

– Придется научиться. Ты хозяйка, и ты должнанаучиться печь египетский сладкий слоеный пирог. Мне жаль, что ты не испеклапирог для моей матери. Думаю, что в следующий приезд ты исправишься. Ты должнавыучить арабский язык, тогда ты сможешь понимать, что говорит тебе моя мать, иисполнять все, что она прикажет.

Я не стала перечить мужу и подумала о том, чтонет смысла дальше выяснять отношения. Сегодня я уезжаю в Хургаду и в дальнейшембуду под любым предлогом отказываться от поездки в Каир, потому что не имеюдаже малейшего желания гостить в семье мужа. Успокоив себя тем, что нашавстреча со свекровью произойдет через самое отдаленное время, я приняласьподавать суп и жалела только об одном: о том, что я отдала паспорт Ахмеду иосталась без документов. Мне хотелось осторожно попросить мужа, чтобы онделикатно объяснил Ахмеду, что моя виза меня вполне устраивает, и забрал у негопаспорт. Но я побаивалась об этом даже заикаться, потому что Ахмед можетрассказать мужу о той ужасной ночи, и страшно подумать, что тогда будет сомной.

Закончив есть суп, Валид посмотрел на часы иозабоченно сказал:

– Собирайся, нам пора. С нами в Хургаду мойдядька поедет.

– Кто? – Я сразу почувствовала неладное иощутила, как меня бросило в жар. – Кто с нами поедет?

– Мой дядька, Ахмед. А что ты так испугалась?

– Я не испугалась, – принялась оправдыватьсяя. – Просто я хотела побыть с тобой вдвоем. А теперь этот Ахмед.

– Не переживай. Он едет по своим делам.

– А какие у него там дела? Что ему в Каире несидится? – В моем голосе послышались истеричные нотки. – Валид, я могу остатьсянаедине со своим собственным мужем или нет?!

– Можешь, только я не понимаю, при чем тутАхмед? Он едет в Хургаду работать, у него своя жизнь. Это мой дядя, и ты должнаего уважать и чтить так же, как и других моих родственников.

Известие о том, что вместе с нами в Хургадуедет Ахмед, окончательно испортило мне настроение. Я попрощалась с семьейсвоего мужа, через силу улыбнулась свекрови и на русском языке поблагодарилавсех за гостеприимство. Младшие сестры мужа прижались ко мне посильнее и нехотели никуда отпускать.

– Я обязательно к вам еще приеду, – япоцеловала каждую из них в щечку и, увидев, что у самой маленькой появились наглазах слезки, прижала ее к себе и стала гладить по голове. – Малышка, ну чтоты вздумала плакать? Все будет хорошо. Я обещаю, что приеду.

Казалось, что девочка понимает меня и беззнания русского языка. Она кивала головой и прижималась ко мне как можносильнее. В тот момент, когда я наклонилась для того, чтобы дать потрогатьмладшей сестренке мужа свои светлые волосы, я прикоснулась к мочкам своих ушейи, вспомнив о том, что забыла в нашей с Валидом каморке свои золотые сережки,которые я сняла на ночь, я вернулась в комнату для того, чтобы их забрать. Но яне обнаружила сережек на маленькой тумбочке, стоящей недалеко от кровати.

– Не может быть, – сказала я сама себе и сталатщательно осматривать комнату.

Вскоре пришел муж, он указал мне на часы исказал взволнованным голосом:

– Валя, мы опаздываем. Что ты тут делаешь?

– У меня серьги пропали.

– Какие еще серьги?

– Золотые. Очень красивые. Ты их разве непомнишь? – не могла не поинтересоваться я.

– Нет.

– Неужели ты не знаешь, какие украшения яношу?