бою, ни в хитрости. Я взял его новобранцем, но обнаружил, что он уже равен половине мужчин в отряде. На протяжении года он был моим капитаном. Я мог бы рассказать истории...

Человек пожал плечами.

Доблестный проигнорировал его слова, сосредоточившись на том, кого считал своим другом.

— Как ты попал в Айронхолл? И зачем? Ты не мог всерьез захотеть присоединиться к Гвардии.

Барсук снова усмехнулся. Этот звук заставлял шевелиться волосы на затылке.

— В конечном итоге Оуэн сколотил состояние из добычи, но для Энвин было уже слишком поздно. На смертном одре она заставила нас поклясться, что мы отомстим Амброзу из Шивиаля.

Доблестный вздрогнул.

— Чума и распад, парень! Ладно Оуэн. Он был зрелым ветераном. Но ты? Сколько тебе было?

— Шестнадцать.

— Ты был слишком молод, чтобы...

— Ба! Сколько тебе сейчас, сир Варт?

Это был еще один вопрос, на который не было удачного ответа. Сейчас. Через несколько недель все изменится. Не будет больше недель! Даже дня не будет.

В ответ на молчание Барсук ухмыльнулся.

— Мы вернулись в Шивиаль. Мы с Оуэном. С него хватило солдатни, и он задумался над Братством. Единственной настоящей школой магии в Шивиале был Колледж, однако было много видов колдовства, которому там не учили, но за которые люди хотели и стали бы платить. Оуэн, хотя и не был великим заклинателем, обладал мечтой, деньгами и лидерскими качествами. Корона выставила Зев Смейли на продажу. Это было идеальное место. А с командой магов, Оуэн смог бы выступить против тирана, как и поклялся. Оставался еще я. Как молодой человек сможет убить монарха, которого постоянно охраняют лучшие фехтовальщики в мире?

Он изогнул бровь.

— Не догадываешься? Нужен намек? Никто не имеет права носить оружия в присутствии короля, да?

— О, нет! — выпалил Доблестный, хотя очевидно, ответом должно было стать "О, да!". В ритуале связывания Брат давал кандидату его меч. Кандидат вставал на наковальню, чтобы поклясться в верности королю, а затем король вонзал меч в сердце, чтобы связать юношу. Тем самым мечом. Кандидат должен был отдать его королю. Если бы он спрыгнул с наковальни и первым делом совершил выпад, ни один Клинок не смог бы двигаться так быстро.

— Ты Первый!

Улыбка Барсука казалось явилась из кошмарного сна.

— Надеюсь, сегодня ты освободишь меня от необходимости возвращаться туда, друг Варт, — глаза юноши были слишком яркими, а зубы — слишком крупными. — Но, если я вынужден буду пойти, я пойду. Потому что когда мы с Оуэном расстались у дверей Айронхолла, мы поклялись не сворачивать с избранных путей, пока Амброз не умрет. Если я вернусь, то следующее связывание станет для короля последним. Меч пронзит другое сердце.

Доблестный был ошеломлен. Немыслимо.

— Все эти годы? Все то время, что я знал тебя, ты что-то замышлял? Но это самоубийство! Клинки убьют тебя в тот же момент, и даже если этого не случиться, ты будешь казнен, как предатель.

Он вздрогнул. Все они были безумны. Весь выводок Смейли. Проклятие Зева лишало рассудка, не иначе.

— Неудивительно, что Великий Магистр сказал мне, будто ты нервный! Судьба! Ты идешь на смертную казнь? — он с ужасом уставился на насмешливую ухмылку Барсука. — Все эти годы?

— Все эти годы. Но теперь мой добрый друг Варт пришел, чтобы в последнюю минуту спасти меня от этой обязанности. Ты или я, Варт. Точнее, скорее всего, это будешь ты. Но, быть может, и я тоже, если сегодняшняя попытка окажется безрезультатной. Завтра на рассвете я доберусь до Грандона с твоим посланием Змею. Если Оуэн потерпит неудачу и король окажется жив, я должен буду вернуться в Айронхолл, чтобы пережить обряд связывания. Они скоро начнут.

Он отвернулся.

— Погоди! — вскакивая, закричал Доблестный. — Барсук, это безумие! Это не Амброз стал причиной смертей и страданий. Это твой драгоценный Кери! Ты же знаешь, что Нифия не пошла под его знамена. Ты слушал лекции по истории в Айронхолле. Мало кто его поддерживал. Даже твой собственный отец отказался это сделать!

Барсук постучал сапогом в дверь. Снова раздался лязг болтов и засовов.

— У него не было прав на трон Нифии! — крикнул Доблестный. — Царская линия угасла много веков назад. И если кто-либо и является наследником старых королей, то сам Амброз, через свою пра-пра-прабабку. Люди не желали Кери с его безумными амбициями, как и его зловещих друзей.

Барсук стоял лицом к доскам и спиной к Доблестному. Он, кажется, отказывался слушать. Эйлер с чем-то, похожим на улыбку, наблюдал за их спором.

— А ты? — продолжал Доблестный, поворачиваясь к нему. — Откуда взялась твоя преданность? Только деньги? Дружба? Или ты так же безумен, как и все остальные?

— Видишь это? — сержант указан на кошмарные шрамы, украшавшие его лицо. — Когда-то мне было столько же, сколько тебе, сынок. В те дни я был похож на человека. Весьма привлекательного, на самом деле, — он сделал шаг ближе. — Но не теперь! Я жил в Уотерби, понимаешь? Я не был солдатом, не тогда. Я был учеником стеклодува. Затем началась война. И осада, — еще один шаг заставил Доблестного с отвращением отшатнуться и прищуриться. — Твой драгоценный Амброз натравил на нас своего генерала-разрушителя. И на город обрушились огромные камни. Один из них врезался в стену и взорвался прямо передо мной, — еще один шаг, и Доблестный прислонился к стулу. — Остальные члены моей семьи умерли, поэтому мне даже повезло, правда?

Дверь скрипнула. Доблестный проворно проскользнул мимо сержанта и схватил Барсука прежде, чем тот успел выйти.

— Послушай! Твой драгоценный Оуэн неуравновешен, как лошадь на двух ногах. Возможно, он стал для тебя отцом, но его заботы было не видать, когда он заставил тебя поклясться убить себя. Он хочет замучить меня до смерти! Он лишился рассудка. Он бредит, он безумец...

Железная рука Эйлер схватила юношу за плечо и отшвырнула назад. Он натолкнулся ногой на стул и ударился головой. Хорошо, что он умел падать. Возможно, еще больше ему повезло оказаться в плаще, подбитом мехом и облаченным в плотную мантию. Потому он ничего не сломал. Дверь за двумя мужчинами захлопнулась. Затем раздался шум, означавший, что её снова заперли.

Застонав, пленник сел и потер плечо и колено. Локоть тоже ныл от боли. Мальчик снова задрожал. Мертвецы не дрожат.

Тихий голос произнес:

— Варт?