«– Глафира, привет! У меня горло болит… Ужасно болит. Может, керосином прополоскать?»

«– Вик? Я сегодня не смогу приехать, мне нездоровится… Может, я беременна?»

«– Глафира, у тебя не осталось таблеток от глистов? Мне кажется, что моя кошка Сима заболела… У нее аппетита нет…»

«– Гора? Это я. Помнишь, сегодня утром я тебе сказала, чтобы ты погладил белье… так вот. Мою кофточку, знаешь, такую, голубую в черный горошек, надо гладить с паром и при температуре сорок градусов… Сожжешь – убью. И носовые платки тоже надо гладить. А носки не надо, так и быть. Я буду сегодня поздно. У мамы задержусь…»

«– Глафира, прикинь, я сегодня добилась того, что Гора не станет делать мне сцен по поводу Вика. Я убедила его в том, что ревность – это предрассудки и что меня надо любить такой, какая я есть. Сначала он, конечно, бузил, говорил, что это ненормально, и тогда я объяснила ему, что так живут многие. Знаешь, Глаша, я ему все объяснила, и вот когда он согласился, меня вдруг такая тоска охватила… Я поняла, что мне и Вик-то совсем не нужен. И вообще никто, кроме… Но это невозможно, невозможно… Он на меня совершенно не обращает внимания, и вообще, у меня такое чувство, будто бы он – сумасшедший…»

Я несколько раз прослушал эту фразу. Возможно, речь шла обо мне, но, может, и нет. Мало ли кто ей нравился или кому она хотела понравиться. Но она сказала, что это «невозможно». И что этот человек – сумасшедший. Ко мне вроде бы вполне подходит. Ведь если она знала о моих вылазках, знала и молчала, ничего не предпринимала, то вполне могла счесть меня за психа. А может, так оно и есть?

Я вздрогнул, когда раздался звонок в дверь. Я не ждал гостей. Может, это Павел приехал, чтобы уговаривать меня пожить у них?

Павел… Пока я был в больнице, он организовал похороны Полины, правда, сами похороны были назначены лишь на завтра. Я бы многое отдал, чтобы только не пойти туда.

Подойдя к двери, я заглянул в глазок и отшатнулся. Мне показалось, что это Полина. Вот только призраков-то мне как раз и не хватало. Ко всем моим бедам и проблемам.

– Кто это? – спросил я, как школьник, которому родители запрещают открывать дверь посторонним.

– Михаэль, открой, это я, Лена.

Час от часу не легче. Она мало чем походила внешне на свою сестру, но какие-то общие, почти неуловимые черты все же были.

Я открыл дверь. Она вошла и сразу же бросилась мне на шею.

– Михаэль… родной! Как же так получилось?

Я чувствовал, как по моей шее текут теплые слезы моей бывшей свояченицы.

– Ты проходи… Чего стоять на пороге? Ты откуда?

– Из Хвалынска, откуда же еще. Раньше не могла выбраться. Хорошо, что на похороны успела… Они же завтра, мне Павел сказал?

– Да. Проходи. Есть хочешь?

Я спросил и сразу же понял, что еды-то у меня дома нет.

– Послушай, я сейчас быстренько оденусь и сбегаю в магазин. Понимаешь, я тут малость приболел…

– Знаю, знаю… мне Павел рассказывал… У меня в машине сумка, подожди, я принесу.

Я пошел вместе с ней. Старенький «Фольксваген», но ухоженный, за стеклом – плюшевый зайка.

«– Зайка, это ты?» – я вспомнил Кристину и ее большую любовь к Саше.

Сумка была не одна, а три, и все – тяжелые.

– Здесь все – и утка тушеная, и консервы мясные, и грибочки. Хоть Паша и сказал, что поминки будут в кафе, все равно я подумала, что остановлюсь у тебя, побуду немного, поживу, поговорим, помянем. Клару с Пашей позовем…

– У меня и хлеба нет…

– И не надо.

Я вспомнил про Ольгу. Надо бы к ней зайти, извиниться, что причинил ей так много хлопот.

– Ладно, хлеб я у соседки попрошу.

– Спроси, если это удобно.

– Она одна живет, обрадуется моему приходу… она славная.

Но Ольги дома не оказалось. Или же она, увидев меня в глазок, решила не открывать – а вдруг я снова хлопнусь в обморок?

Ужинать пришлось без хлеба. Но все равно было очень вкусно. Особенно мне понравилась утка с капустой. Мне даже показалось, что она была теплая.

– Ты мне скажи, это правда, что Полина убила твою соседку? Мне Паша рассказал…

– Пистолет один и тот же, но сейчас выяснились новые обстоятельства… Возможно, что это и не она.

– Полина – она же была такая… осторожная… Я хочу сказать, что даже при всей ее ревности и любви к тебе она не смогла бы, во-первых, застрелить человека, во-вторых, не побояться попасть в тюрьму. Кроме всего прочего, она же должна была понимать, что если ты узнаешь о том, что она – убийца, то тем более не вернешься к ней. Нет, Михаэль, это не она. Я так говорю не потому, что я ее сестра, просто она не могла, и все. Она слишком любила комфорт и чистоту (как и ты, Михаэль), чтобы совершить преступление, за которое ей светил большой срок.

– Она же застрелилась, – напомнил я Лене официальную версию ее гибели. – О какой тогда тюрьме может идти речь?

– А ты-то сам веришь в то, что говоришь? Или ты совсем не знал Полину? Она же была твоей женой! Разве можно представить ее с пистолетом в руке или в тюрьме? Да она была жизнелюбива, как вечнозеленое растение! Она любила жизнь, любила тебя. Я не верю в то, что она способна на убийство, ни тем более на самоубийство! Да и какой прок ей было убивать твою соседку? Ты что, с ней шашни крутил?

– Нет… – пробормотал я. – Не шашни, ничего такого… К тому же Лора была замужем. И вообще, Лена, я уже устал ото всех этих совершенно бесполезных разговоров. Если бы только ты знала, как мне все это осточертело! Какой-то идиот пристрелил сначала Лору, потом Полину, а мне надо объяснять эти поступки? Да помилуй бог! Я сам по себе – а эти женщины были сами по себе.

– Вообще-то ты прав, Михаэль. Да просто мне больше поговорить не с кем. Я понимаю еще, если бы она умерла естественной смертью, от аппендицита, скажем. А так… Даже звучит страшно: убили. Да еще из пистолета, которым прежде застрелили твою соседку. У меня голова кругом идет от всего этого…

– Ладно, я расскажу тебе все, что знаю.

И я за водочкой и хорошей закуской рассказал, как на меня упало подозрение в убийстве, как я вынужден был бежать через эту проклятую дверь, как скрывался в доме Маргариты, и там меня нашла Полина, как подкинула мне телефон…

Позже, когда меня развезло, я позвонил Вишнякову и попросил выяснить, на чье имя был зарегистрирован телефон (продиктовал ему заплетающимся языком номер). Я понимал, конечно, что на Полину (кто же еще?), но слишком уж дорогая была штука. При всей ее любви ко мне этот поступок был странным. Да и когда бы она успела купить этот новый телефон – ведь между моим побегом и появлением Полины в доме Маргариты прошло не так уж и много времени. Разве что он уже был у нее. Вполне возможно, что ей его подарили. Скажем, коллеги по работе на день рождения. Вот тогда я бы понял…