Лицо Эдварда просияло.

– Гектор, – сказал он и открыл дверцу, чтобы выйти.

Собака, приветствуя его, пыталась положить свои огромные лапы ему на плечи. Растерянно улыбаясь, Оливия смотрела, как Эдвард присел, чтобы огромный пес свободнее мог излить свои чувства к нему. Она отстегнула ремень и вышла из машины:

Эдвард взглянул на нее, смущенно усмехаясь.

– Гектор живет подальше, если ехать вверх по дороге, – объяснял он, пока пес прыгал от радости. – Я знаю его еще с тех пор, как он был щенком.

– Он всегда так восторженно вас встречает? Эдвард засмеялся и встал, продолжая гладить большую квадратную морду.

– Каждый раз. Он это делает от души, разве не так?

Оливия посмотрела на него. На джинсах и свитере были видны отпечатки грязных лап, волосы Арчера спустились ему на глаза; внезапно ее сердце наполнилось невероятной радостью, и она испугалась, что не сможет произнести ни слова.

– Да, – тихо ответила она, – это так. По правде говоря, я решила, что он ваш.

– Хотелось бы. Но я не представляю, что делать с таким псом в городе. Может быть, позже, если я останусь тут навсегда…

Гектор, виляя хвостом, подошел к Оливии.

– Не бойтесь, – успокоил Эдвард. – Он как большой котенок.

Она рассмеялась. Пес терся головой о ее ногу.

– Вижу, – сказала она. Наклонившись, Оливия погладила его, но было видно, что он подошел к ней просто из вежливости, а настоящим хозяином считал человека, который стоял рядом с ней.

Эдвард любовно хлопнул его по крупу.

– О'кей, мальчик, иди домой. Увидимся перед отъездом.

Он взглядом проводил пса, который неохотно направился к лесу, и протянул руку Оливии.

– Как насчет пятидесятицентовой экскурсии? Эдвард проводил ее к крыльцу, предупредив, что верхняя ступенька покосилась, и ввел в дом. Как она и думала, этому жилищу было лет триста, и построили его первопоселенцы Нового Света. Что касается «рухляди», то и тут она оказалась права. Внутри сохранилась старинная мебель, сделанная вручную из сосновых, дубовых и кленовых досок, которая очень подходила этому дому и была со вкусом подобрана.

Конечно, именно такая обстановка и должна была быть в жилище Эдварда. «Он сам – частичка дома, – подумала Оливия, наблюдая, как он роется в огромном холодильнике. – Он даже чем-то похож на этот дом, – такой же крепкий, сильный и обветренный, бесхитростный и простой».

– Эй?

Оливия вздрогнула. Эдвард с улыбкой смотрел на нее.

– Думаете, как бы повежливее намекнуть, что дом нужно привести в порядок? Оливия покачала головой.

– Это замечательный дом, – тихо произнесла она.

Его улыбка стала шире.

– Где бы вы хотели устроить пикник?

Оливия рассмеялась:

– Может быть, на берегу? Погода чудесная.

Правда, на дворе зима, и если у вас тут нет…

– Предлагаю в гостиной. Я разведу огонь в камине, постелим одеяло и включим музыку. – Он улыбнулся, захлопнув дверцу холодильника. – Единственное, чего нам будет не хватать, это песка и муравьев.

Они навалились на сыр с крекерами, вино, хрустящий хлеб и завершили трапезу фруктами и шоколадом. Потом Эдвард разлегся на своей половине одеяла, подпер рукой подбородок и посмотрел на Оливию. Уголки его рта растянулись в улыбке. – А теперь расскажите мне о себе, – предложил он.

Радость, которая еще несколько мгновений назад наполняла все ее существо, исчезла. Она почти забыла, зачем он привез ее сюда, и вот несколько простых слов вернули ее в мир реальности. «Расскажите мне о себе», – сказал он, а имел в виду – «расскажите мне о Риа».

– Особенно нечего рассказывать, – ответила Оливия, пожав плечами. – Вы уже знаете, что мы познакомились, когда мне было десять, а ей одиннадцать. Мы почти постоянно были вместе, мы дружили, действительно дружили, пока ее не отправили в пансион.

– А что было до этого?

– Я уже говорила, что не знала ее до…

– А что за девочкой были вы? – спросил он. – Тихоней, уткнувшейся носом в книгу? Она удивленно посмотрела на него.

– Откуда вы знаете?

– Просто угадал.

– Я любила читать все подряд, – вздохнув, подтвердила она. – Особенно мне нравились сказки. Но Риа…

– И куклы. Держу пари, вы обожали играть с ними.

Ее лицо озарилось улыбкой.

– Да, – подтвердила Оливия. – Обожала. Одну куклу я звала «Бетти». – Она села на колени перед камином и стала смотреть на огонь. – А Риа мало увлекалась куклами.

– Но ведь вы очень дружили, – тихо сказал он.

– Да, мы были неразлучны. – Она запнулась. – То есть вначале. А потом Риа отправилась в пансион…

– А вы – нет?

– Конечно, нет. Так что не могу вам ничего сказать о том, чем занималась Риа, когда…

– Почему?

– Что «почему»? – переспросила она.

– Почему вы тоже не поступили в пансион? Разве вам не хотелось? Она рассмеялась.

– Ужасно хотелось. Все дети, которых я знала, поступили туда. Но это очень дорого. Моя тетушка не могла позволить себе такие расходы. Вот почему я повторяю, что не могу вам помочь выяснить что-нибудь о Риа. Наверное, в жизни Риа было много примечательных моментов, но я не…

– Вы чувствовали себя одинокой? Кроме пожилой тетки, вам не на кого было положиться. Что она собой представляла?

Оливия вздохнула, вспомнив свою «великую тетю Мириам». Той так и не удалось до конца осознать, какая ответственность на ней лежала, что значит – воспитывать ребенка.

– Она была хорошая женщина, – искренне сказала Оливия, – и у нее было доброе сердце. Иначе я бы попала в приют.

– Но она не испытывала к вам особых нежности и любви, – мягко заметил Эдвард. Оливия покачала головой.

– Нет. Она не была похожа на маму, которую я потеряла. Ни в чем.

Девушка замолчала и, не отрываясь, смотрела на отблески огня. Потом откашлялась и добавила:

– Вы сами остались без отца. Так что не нужно вам рассказывать, что это такое.

– Да, я помню, как переживал тогда. Но мне повезло: я продолжал жить с матерью; она жутко обращалась со мной… – Эдвард замялся, – пока не появился Чарлз Райт.

– А он был… был… то есть он постоянно?.. – Оливия перевела дыхание. – Для вашей матери, наверное, было ужасно потерять его, а потом вдруг узнать, что он… он…

Она не могла сказать большего, пока Эдвард по-прежнему думал, что она была любовницей его отчима. У Оливии перехватило дыхание. И тут она почувствовала, что непременно должна заставить его поверить в ее слова.