Утро разбудило его бьющим в окно солнечным светом. Евгения не вернулась. Не отвечала на его звонки и смски. Максим отправился в агентство. Секретарша сказала, что Евгения Владимировна ездит по объектам, по каким именно – она не знает. Максим приехал в офис. Закрылся в кабинете, наказал ни с кем не соединять, отвечать, что его нет на месте, не пускать никого, вплоть до папы римского. Пробил поиск, стал дожидаться результатов. Первое сообщение. Номер мобильного Евгении изменился. Наивная уловка! Максим набрал новый номер. Ответил её усталый бесконечно родной голос:

– Как ты узнал?

– Это было несложно, – усмехнулся он.

– Макс, пожалуйста, очень тебя прошу, оставь меня в покое. Если ты будешь мне звонить, я вообще выброшу телефон. И не приезжай, я не открою дверь. А если будешь меня преследовать, клянусь, я вернусь к Антону.

– Детка, не надо так! – взмолился он. – Я не могу без тебя! Я собираюсь объясниться с Ириной и попросить развод. Я тоже устал жить во лжи. Прости меня, пожалуйста. Дай мне ещё один шанс…

В ответ он услышал только гудки…

«Проклятие!» – Хватил кулаком по столу. Угодил по ручке. Его любимый «паркер» отлетел в сторону, ударился о стену. Что если Евгения впрямь вернётся к мужу? И все её рассуждения о независимости, свободе, останутся пустыми фразами? Разве прежде он не встречался с тем, что женщина говорит одно, думает другое, а делает третье? Нет, Евгения не такая. Она прямолинейна и откровенна – редкое качество в нынешнее фальшивое время. Ложь и все её производные Евгении ненавистны, она ждала от него другого, но не дождалась и ушла. Будь Евгения другой, всё было бы гораздо проще. Но будь она другой, возможно, Максим бы так её не любил.

Неожиданно прорезалась Генриетта.

– Дорогой, что приключилось? – с изумлением спросила она. – Сегодня позвонила твоя девочка, велела всё отменить.

– Мы немного повздорили. Но не надо ничего отменять, прошу тебя.

– А я и не собираюсь, – пробасила Генриетта. – Она сказала, что ей ничего от тебя не надо. А я ответила, что глупо отказываться от собственной выгоды. Мужчин необходимо использовать, для того мы, женщины, и нужны. Согласен, дорогой?

– Абсолютно, – усмехнулся Максим. – А Евгения согласна?

– Боюсь, что нет, – умудрено рассмеялась Генриетта. – Но я всё же смогла её убедить.

– Как, если не секрет? – поинтересовался он.

– Я сказала, что верну тебе все деньги, вложенные в выставку, и организую её по своей доброй воле. Я хочу, чтобы вернисаж состоялся и, хвала Всевышнему и моему покойному супругу, могу себе позволить маленький каприз.

– Ты удивительная женщина, Генриетта. – Дрогнувшим голосом вымолвил Максим. – Я всё оплачу, прошу, позволь мне это сделать.

– Похоже, она здорово зацепила тебя, дорогой? – голос Генриетты посерьёзнел.

– Не то слово, – признался Максим.

– Тогда плати. Но Евгения ничего не должна знать, – поставила условие Генриетта. – Иначе она будет считать меня лгуньей, а я этого не хочу.

– Конечно, – мгновенно согласился он. – И ещё. Пусть будет много роз и сирени.

– Макс, дорогой, я, конечно, ведьма, как любая женщина, но не волшебница. Где в марте достать сирень?

– Я дам координаты одной конторы, – пообещал Максим. – Там всё сделают. Я бы сам занялся, но должен ехать в дурацкий Куршевель.

– Поезжай, куда хочешь, главное, чтобы ты вернулся к последней субботе на открытие.

– Но я прилетаю в понедельник! – воскликнул Максим.

– Евгения попросила субботу, – отчеканила хозяйка галереи. – А чего хочет женщина, хочет Бог. Ты вернёшься к субботе, или можешь забыть мой номер.

– Не уверен, что Женька будет рада меня видеть. – Вздохнул Максим, чертя ручкой на листке бумаги замысловатые загогулины. – Кажется, она меня бросила, Генриетта.

Она меня не любит, и никогда не любила…

– Глупости! – решительно заключила Генриетта. – Конечно, она тебя любит, болван!

– Она это сказала? – Максим от неожиданности выронил ручку.

– Разве для всего нужны слова? – фыркнула Генриетта. – Что такое слово? Пустой звук, не более. В прошлый раз, когда мы говорили о тебе, у неё глаза сияли, девочка просто светилась изнутри. А сегодня у неё был такой голос, словно кто-то умер. Не знаю, что у вас произошло, но, думаю, ты её чем-то здорово обидел. Я даю тебе шанс всё поправить. Будь в субботу в пять вечера в галерее. И запомни – может, пригодится в будущем: ни одной женщине не нравится быть номером два. Ты всё понял? Давай!

– И тебе счастливо, дорогая, – сказал Максим.

– Прошу прощения, Максим Петрович, – робко проговорила по внутренней связи секретарь Светлана, – не хотела отвлекать, но Вы просили напомнить, что сегодня к двенадцати должны быть в Думе.

Верно. Он и забыл.

– Спасибо, Света. – Он перевернул листояки на столе. – Что-то ещё?

– Звонила Ирина Станиславовна. Шесть раз. Вы просили ни с кем не соединять.

– Всё правильно, – сказал Максим. – Вадим приехал?

– С утра на месте.

– Хорошо. Пусть подаёт машину.

Оставалась пара свободных минут. Плюнув, он набрал номер Ирины.

– Я тебе обзвонилась! – Возмущённо зазвенел в трубке её голос.

– У меня были дела, – сухо сказал Максим.

– Но ты мог бы предупредить! Я беспокоилась!

– У меня нет времени на оправдания. – Грубо оборвал её Максим. – Что-то срочное? Если нет – увидимся дома.

– Я не знаю, когда приеду, – капризно объявила жена. – Я ждала тебя вчера весь вечер, накрыла стол, поставила свечи… А сегодня я пошла позавтракать в кафе, встретила знакомую, и она пригласила меня на вечеринку. Так что, возможно, я буду поздно. Не скучай.

– Постараюсь. Главное, чтобы ты вовремя появилась у регистрационной стойки. Если, конечно, не передумала лететь.

– Не беспокойся, милый. Я не передумала. Целую!

Максим поднялся, схватил пиджак и бросился к выходу.

Любовь любовью, но есть дела, которые невозможно отставить. И, слава богу, что они есть, иначе можно было бы сойти с ума.

Домой Максим попал только к полуночи. Квартира блестела стерильной операционной чистотой, какую обычно Ирина требовала от горничной. Холодильник битком забит провизией, от фруктов и салатов в прозрачных лоточках до аппетитных бифштексов с хрустящей масляной корочкой.

Максим что-то пожевал, не различая вкуса. Внезапно им овладела невероятная усталость, что не оставалось сил ни двигаться, ни переживать, ни даже думать. Кое-как Максим собрал чемодан, упал в кровать и провалился в тяжёлый сон. Он не слышал, как пришла Ирина, не почувствовал, как потрогала его за плечо, легла рядом.