Правительство всегда придерживалось принципа безвозмездности должности предводителя и преследовало в судебном порядке любое отклонение от него. Предводители считались столпами провинциального дворянского общества и, в силу своего служебного положения, лучшими его представителями. Такое представление подтверждается чрезмерно оптимистичным утверждением С. А. Корфа о том, что случаи злоупотреблений со стороны дворянских предводителей «были редким исключением»[322]. Как бы то ни было, чиновники министерства в Санкт-Петербурге были настороже, на случай если предводители воспользуются своим привилегированным положением, чтобы набить себе карманы, и не без причины. Дубровин показывает, как все могло пойти плохо, на примере одного тульско-рязанского помещика Л. Д. Измайлова, который был «в полном смысле разбойник и развратник».

Несмотря на ужасающую репутацию этого человека, Измайлов был избираем предводителем дворянства четыре срока подряд, то есть в общей сложности двенадцать лет. Этого он добился путем запугивания, подкупа и фальсификации результатов голосования. Измайлов ни перед чем не останавливался: когда в 1805 году губернатор Шишков попытался вмешаться, предупредив министра внутренних дел (Кочубея) о ситуации, Измайлов ответил прошением царю. Прошение Измайлова привело к отстранению губернатора от должности и его собственному утверждению в качестве предводителя. Дубровин приводит еще несколько примеров коррумпированных и беспринципных предводителей и недобросовестных местных дворян, делавших совершенно ложные обращения в Санкт-Петербург, которые обычно находили поддержку в столице, несмотря на отсутствие каких-либо веских подтверждающих доказательств[323]. Такие примеры подтверждают мнение Джанет Хартли о том, что, хотя правительство и надеялось, что дворянские предводители будут представителями наиболее просвещенной и образованной знати, в целом низкий культурный и образовательный уровень большинства провинциальных дворян означал, что в действительности все могло быть иначе[324].

Наиболее полное из существующих сведений о роли и функциях предводителя дворянства принадлежит С. А. Корфу, автору уже цитировавшейся работы 1906 года о русском дворянстве, на которой данный раздел в значительной степени основывается. Подводя итог, Корф отмечает, что судебная компетентность предводителей дворянства росла с опытом, хотя и оставалась де-факто, а не де-юре. Они приобрели ее в первую очередь в результате указа 1801 года, который предоставил предводителям квазисудебную функцию защитников интересов дворянского сословия от имени правительства. Их роль в разрешении споров между помещиками и крестьянами приобретала все большее значение, поскольку Александр I искал способы улучшить положение крестьян по отношению к их владельцам. Царь вместе с Комитетом министров и министром внутренних дел возлагал большие надежды на роль предводителей дворянства в качестве арбитров, учитывая, что они были «наиболее просвещенными представителями общества, как лучший элемент провинции». Роль предводителей и дворянских собраний в местной администрации была особенно важна также с точки зрения установления уровня местных налогов, их сбора и надлежащего распределения. Поскольку их решения имели отношение к налоговым обязательствам отдельных дворян, с 1808 года дворянские собрания получили право избирать своего представителя для защиты интересов дворян в местных налоговых комиссиях.

Предводители также играли важную роль в обеспечении, доставке и распределении продуктов питания, что в начале XIX века представляло огромные проблемы для сельских жителей России. Попытки правительства улучшить ситуацию до 1812 года были недостаточными, а после 1812 года оно все больше полагалось на предводителей дворянства, которые отвечали на нужды своего местного населения, особенно путем надзора за местными зерновыми складами, где управление обычно было хаотичным. Тем не менее по закону дворянские предводители информировали губернские власти о количестве зерна, хранящемся в каждом уезде. Это обязательство было подкреплено указом 1818 года, который требовал от предводителей активно участвовать в губернских комитетах, созданных для наблюдения за продовольствием, предотвращения голода и обеспечения надлежащего выполнения помещиками своих обязанностей по отношению к своим крепостным[325]. Они сделали все, что могли, чтобы помочь исправить положение, усугублявшееся войнами, которые вела Россия. Однако хлебные лавки, созданные с поощрения правительства, чаще всего оставались пустыми, поскольку дворянство находило надзор за ними слишком обременительным.

Корф обнаружил, что неспособность предводителей дворянства и знати адекватно ответить на этот вызов была печальным отражением грубости и невежества, которые преобладали в то время: по его мнению, знать еще не успела достичь необходимого уровня понимания общих целей и потребностей государства. С другой стороны, от дворянства, безусловно, ожидалось сплочение вокруг царя и флага, особенно путем участия в отрядах местного ополчения, создававшихся в ответ на частые призывы правительства к оружию, как это произошло, например, в ноябре 1806 года, когда русские войска под командованием генерала Л. Л. Беннигсена впервые столкнулись с армией Наполеона к западу от Варшавы. Предводители сыграли решающую роль, отвечая на эти призывы, а также снабжая армию (в том числе провиантом), и правительство в значительной степени полагалось на них.

Предполагалось, что предводители помогут губернаторам определить количество ополченцев от каждой губернии и организовать индивидуальные пожертвования от помещиков. В ответ правительство увеличило привилегии дворян, а также (с 1808 года) увеличило число дворян, имеющих право голоса на выборах собрания, за счет снижения установленного имущественного ценза. Таким образом, по мере военной мобилизации России накануне 1812 года возрастала зависимость правительства от добровольной помощи дворянства, особенно благодаря добрым услугам его предводителей. В результате чувство долга правительства по отношению к дворянскому сословию усилилось вместе с соразмерным усилением его атавистического стремления к служению, которое всегда было основной чертой русского дворянства[326].

Среди многих важных функций предводителей было руководство дворянскими собраниями, представление царю нужд дворянства, управление и распределение казны дворянского сообщества и сбор и проверка информации о рождении дворян, а также об их поведении, образе жизни и богатстве. И сословные вопросы, и вопросы местного самоуправления входили в компетенцию губернских предводителей дворянства. Значение их статуса и функции в местной администрации было подчеркнуто указом от 4 декабря 1816 года, в котором они определялись как вторые после губернатора и его заместителя в случае его болезни или отсутствия. В этом случае предводители должны были возглавить все те губернские комитеты, членами которых они в любом случае были ex officio[327].

Предводитель дворянства: пример из Нижнего Новгорода

Областной архив Нижнего Новгорода содержит неопубликованные документы, которые позволяют нам узнать больше о требованиях, предъявляемых к предводителям центральным правительством, характере их взаимоотношений и о том, как от них требовалось поддерживать контакт с чиновниками в Санкт-Петербурге.

Так, в письме от 16 октября 1802 года В. П. Кочубей представляется новым министром внутренних дел губернскому предводителю дворянства Нижнего Новгорода князю П. С. Трубецкому. Он сообщает Трубецкому, что «счел необходимым установить [свой] первый контакт с уважаемыми предводителями дворянства», чтобы сообщить им, что они «должны иметь право делать представления о