class="image">

С. Киреев, Подмосковье, 1966

Река Обихингоу (Таджикистан), 1982, спортсмены московского «Буревестника»

С. Киреев, 1984, верховья реки Бзыбь (Кавказ)

Тянь-Шань, 1958, крайний справа (стоит) — мой отец

С. Киреев, Непал, Гималаи, 2012

С. Киреев, 1978, Хибины

Раздел I V

Девяностые годы прошлого века почему-то прозвали лихими, тем самым, на мой взгляд, неоправданно снизив степень лихости других наших российских и советских десятилетий. Для меня это время интересно в первую очередь тем, что в нём, говоря языком советских пропагандистов, всегда было место подвигу. На моих глазах одни люди уходили в глухую безвозвратную депрессию, потеряв статус и связанные с ним привилегии прошлой жизни, другие же являли собой образцы смелости и работоспособности, благородства и воли к победе. Вчерашние кандидаты наук вставали у подземных переходов, торгуя продуктами и вещами; мастера различных искусств пели в тех же переходах, зарабатывая на жизнь; некоторые из них плясали под гармошку на вокзалах и улицах, люди создавали фирмы, прогорали, снова создавали фирмы и снова прогорали. В отличие от большинства моих собеседников, я говорю, что это не плохо, а хорошо — наши люди стали жить, как весь мир живёт: был важным учёным — потерял работу — пошёл в грузчики или таксисты — потом опять вернулся в важные учёные, если спрос на тебя появился, а если не появился — продолжаешь грузить, такси водить, в подземном переходе на гитаре играть. Нормально, по-моему. Чего долго рассказывать, все всё помнят. Я вблизи, можно сказать, наблюдал рождение нового класса настоящих бойцов, создавших успешный бизнес с нуля, своими руками. Кандидаты наук недолго простояли у переходов, до середины 1992 г. — 1993 г. Затем очень многие из них, не сломавшись, создали свои успешные фирмы или стали успешными топ-менеджерами. Короче, для меня конец 80-х—90-е — это время настоящих героев. Сейчас почти всеми забылось, что конец 80-х в СССР был как минимум не менее лихим, чем все последующие 90-е, вместе взятые — некоторые песни этого раздела именно о том, ещё советском времени. Борьба с нетрудовыми доходами, антиалкогольная кампания, резкая девальвация рубля, тотальный дефицит — все эти драматические коллизии имели место ещё при СССР, ещё в 80-е. Лихо было, чего там говорить. Кое-что из этого я и отразил в своих песнях.

«Я очки уронил…»

Я очки уронил.

Я галош потерял.

Всё продал, всё пропил,

Жить пришёл на вокзал.

Жарю, жгу по полдня

На гармошке губной.

Мент, не трогай меня,

Проходи стороной!

Я к честному народу,

Что набил свою руку на длинных рублях,

Позабыл путь-дорогу,

Я дружу с семафорами, сплю на путях.

Я червонцы сшибаю.

Я с родного завода взашей сокращён,

И живу-поживаю,

И обиду ношу, как кинжал под плащом.

На этап со скамьи

Соскочили во мрак

Братья-други мои —

Под забор, под кулак.

Вдалеке во хмелю

Пропадает родня.

Я им денег пошлю.

Мент, не трогай меня!

Вот прекрасная дама

Подошла, пять рублей подала на пропой

И протопала прямо.

Вот свистит скорый поезд: «Играй, я с тобой!»

Тётя Мотя для танца

Разминает стопу, приготовилась млеть.

Я живой, я не сдамся,

Я в губную гармонь научился дудеть!

Вот пернатый скворец

Прилетел на концерт.

Значит, мне не конец,

Значит, побоку смерть!

Вот ребята зовут

Водку пить возле пня.

Пробираюсь на звук.

Мент, не трогай меня!

Мир задет за живое, —

Я сыграл про печаль, и средь тощих берёз

В такт по-тихому воет,

Мордой в лапы уткнувшись, бродячий барбос.

От мудрёных мелодий

Мент поплыл, на свистке исполняет куплет,

Сапогами молотит

По асфальту — по сцене, у нас с ним дуэт…

1989

«Эх, судьбина лютая…»

Эх, судьбина лютая

Гладит против шёрстки!

Я рубли с валютою

Проиграл в напёрстки.

Зажил под платформою

С горя на пол-суток,

Загудел по-чёрному,

Задубел, как цуцик.

Эх, гульнул на славу я!

Нынче в горле сухо!

Вот ко мне кудрявая

Подгребла маруха —

Нинка вкруг да около,

Рядом побродила,

По плечу похлопала,

Пивом похмелила!

В старой куртке кожаной

Встал мой друг Серёжка,

На ветру скукоженный,

У столба с гармошкой.

Нинка глаз нацелила

В голубые выси,

Грусть мою развеяла:

«Ну-ка, возродися!»

Ох, горячий парень я!

Пляска! Выход начат!

Сердце, как ошпаренное,

Скачет, скачет, скачет!

Эх, чечётка с выходом!

Пропадай, ботинки!

Эй, в погонах, тихо там!

Я пляшу для Нинки!

Я сердцебиение

Ощутил аортой,

У меня движение,

Значит, я не мертвый!

Расступись, легавые,

У меня отмазка —

Дело моё правое —

Пляска, пляска, пляска!

Холод. Рожи синие.

Дрожь терзает тело.

Парни, прочь уныние,

Подлетайте смело!

Кто там на попятную?

Я — вожак дружины!

Были ноги ватные,

Стали, как пружины!

Суета вокзальная,

Свой для всех в душе я!

Эх, дороги дальние,

Ой, ты, мать-Расея!

Братцы, будем крепкими,

Кто живой, тот пляшет!

И платками девки мне

Из вагонов машут!

Я ногой размахиваю,

Лёд подошвой рушу.

Ветер сквозь рубаху мою

Проникает в душу!