Она проснулась. Дёрнулась от неожиданности.

— Эдгар? — голос её спросонья звучал слабо и невнятно. Инстинктивно Тая попыталась свести ноги. Я оторвался и поцеловал её в запястья. Погладил тонкую кожу, где рвался острыми молоточками учащённый пульс.

— Расслабься. И ничего не бойся.

— А я и не боюсь, — пальцы её гладят мои виски.

Я целую её. Но не в губы. Есть много интересных мест. А она сейчас как карта, где спрятаны её эрогенные зоны. Вот здесь, под ключицей — вздрагивает, ей нравится. Острые соски трутся об язык — она выгибается навстречу и уже дышит прерывисто, часто. Не сразу. Но поцелуи делают своё дело. И когда я снова опускаюсь между её ног, она уже сама разводит их, сгибает в коленях, открывается мне навстречу.

Как приятно ловить губами её оргазм. И вскрик слышать приятно. И дрожь её чувствовать — фантастика.

Я ложусь рядом и прижимаю её к себе. Легко. Она ложится в моих руках, как нужно. Удобная, нежная. Затихает, успокаивается. Дыхание её выравнивается. А затем робкая рука проникает между наших тел и касается моего члена. Сжимает в кулаке. Делает движение вверх-вниз.

— Не надо, — прошу сквозь стиснутые зубы. Желание скручивает меня в болезненный узел. — Мы не будем сегодня. Ещё рано. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

— Но ведь ты смог сделать мне приятно и без этой штуки? — она снова двигает рукой. И это уже более уверенное движение. — Теперь ты расслабься. Я хочу, понимаешь?

И я сдаюсь. Ложусь на спину. Позволяю ей творить, что угодно. Тая целует меня. Прикасается языком к соскам. Втягивает их в рот. И я бы не сказал, что у неё не получается. Очень даже хорошо выходит.

Её храбрости хватает до пупка. Но и рукой сейчас сойдёт. Я немного помогаю ей. Кладу свою ладонь сверху. Управляю. Командую:

— Сожми сильнее. Вот так. Не бойся. Быстрее. Ещё.

А потом стало не до разговоров. Она всё делала правильно. Хорошая ученица. Оргазм получился болезненно-ярким. Я даже рыкнул сквозь плотно сжатые губы. А она всё водила и водила рукой. Уже медленно. Кажется, ей понравилось. Но спросить я не рискнул. Притянул к себе и прижал.

— Надо бы в душ, — сказал, а она мурлыкнула в ответ. И мы снова провалились в сон.

Этим утром я чуть не опоздал. Мы собирались вместе. И душ принимали вместе. Она всё ещё стеснялась и отводила глаза. Прикрывала рукой грудь. Но доверчиво отвечала на поцелуи.

А потом она скакала на одной ножке, пытаясь попасть в джинсы. Я чертыхался, борясь с галстуком.

— Погоди. Я сейчас, — Тая вырвала из рук злосчастную полоску ткани и ловко, чёткими движениями завязала узел. Помогла надеть и поправила и галстук, и ворот рубашки. — Вот так.

— И откуда такие умения? — кажется, во мне проснулась подозрительность.

— Не скажу! — показала она мне язык, и мне захотелось зажать её и выпытать сакральную тайну великого умения вязать галстучный узел. Какой такой мужик был в её жизни, которому она вот так же помогала одеваться? Что-то тёмное шевельнулось внутри и пропало: мы опаздывали. Потом. Я всё равно узнаю все её тайны. Это даже интересно. Вызов. Но я всё равно выиграю. По-другому и быть не может.

— Приехали, Эдгар Олегович, — спокойный голос Игоря помогает очнуться и стряхнуть мысли-воспоминания. Чёрт, — морщусь я, и снова смотрю на циферблат.

— К университету успеешь? Таю забрать? Или я позвоню, пусть вызовет такси.

— Успею, — Игорь надёжный. На него можно положиться.

— Тогда поторопись. Не желаю, чтобы она ездила общественным транспортом.

Я едва успеваю выйти из машины, как под ноги мне бросается невообразимое нечто. Приплыли. Как это сейчас некстати.

— Фу, Че Гевара, фу! — пытаюсь я уберечься от неистовой бурной радости пса, но это почти невозможно: лохматое чудовище прыгает вокруг меня с лёгкостью горной козы.

Что там Тая говорила про лань? Вот как раз этот пакостник за полсотни килограмм и тянет. Явно больше, чем моя жена. Но хорошо, что он не кинулся меня облизывать. Не знаю, устоял бы я, особенно, если атака случилась бы неожиданно.

— Гинц, как я рада тебя видеть! — этот приторно-сладкий голос похож на трупный яд. Я до сих пор задаю себе вопрос: где были мои мозги, когда она затащила меня в свою постель. Обычно я таких дев стараюсь десятой дорогой обходить. Но и на старуху бывает проруха. Длинною в два года.

— Слава, — смотрю на её холёное молодое лицо и думаю, как от неё избавиться поскорее. Я опаздываю на встречу, но точно знаю: она появилась здесь не случайно. Вынюхала и поджидала. Эта женщина может сделать даже невозможное.

— Мира, — тысячу раз тебе повторяла: Мира! Ненавижу вторую часть собственного имени, но ты либо запомнить не можешь, либо специально злишь меня, Гинц!

Конечно же, я помнил. Но даже желание поскорее избавиться от неё не заставило пойти на уступку. Хотелось хорошенько её взбесить, эту Миру-Славу.

— Это правда? — сверлит она меня ненавидящим взглядом.

— Что именно? — удерживаю рукой пса за ошейник.

— Что ты женился?

Браво, Ада! Твои сплетни летят по городу как пожар!

— Да, это правда.

— И кто эта несчастная? Искренне, от души хочу ей посочувствовать. Потому что более бездушного и холодного мерзавца, чем ты, на всём земном шаре не сыскать.

— Ты мне льстишь, Слава. А теперь ближе к делу. Я опаздываю.

— Ты всю жизнь опаздываешь, и тебе всю жизнь некогда, и бабы тебя интересуют постольку поскольку — пар сбросить раз в неделю. На большее ты не способен, вечно занятый.

Я пропускаю её прыжки и оскорбления мимо ушей. Она женщина, и я её прощаю. Обиженная женщина, которая так и не смогла получить больше, чем просто секс. Ей хотелось другого, я знаю. Именно поэтому она вела на меня охоту и поймала.

Два года она всеми правдами и неправдами пыталась женить меня на себе. Что держало меня возле неё, я знаю. Я не любитель коротких интрижек. Люблю упорядоченность и стабильность. Как сексуальная куколка Мира меня устраивала. Очень изобретательная и страстная амазонка в постели и первостатейная дрянь в жизни. На последнее я закрывал глаза. До поры до времени. Два месяца назад она получила окончательную и бесповоротную отставку.

— А теперь слушай меня внимательно, Гинц. Свет клином на тебе не сошёлся. Я выхожу замуж. За влиятельного, самодостаточного и, не в пример тебе, щедрого человека. Однажды ты пожалеешь, что оттолкнул меня и бросил. И однажды я увижу тебя на коленях перед собой. Только будет поздно. Ну, а пока — наслаждайся жизнью, ублюдок. И вот, — вручает она мне поводок, — псину свою забери! Терпела её только ради тебя, урода. Такая же бездушная сволочь твой команданте, как и ты.

В её бредовых речах белка со стрелкой не сходились. То она замуж выходит, то однажды я перед ней на коленях поваляюсь. А спич о бедном псе и вовсе меня в ступор вогнал. Может, поэтому я машинально подхватил поводок. Но, к слову, у меня не было ни единого шанса отказаться: развернувшись на каблуках, Мира усиленно прокрутила задом передо мной, села в машину и была такова.