Виталик расплатился и двинулся по салону. Глаза Али не успели отвыкнуть от солнца, и на миг Виталик выпал из поля зрения, словно автобусная темнота уплотнилась и втянула его в себя, оставив девушку одну на подножке тёмно-синего гиганта — выжидающая, готовая принять и её. Затем она увидела другого гиганта — того, что сидел за рулём — и от изумления на мгновение забыла, как переставлять ноги.

Водитель был противоестественно толст. Настолько, что брюхо скрывало бёдра, и из-под него торчали сразу колени. Будто ламантина выволокли на сушу и затолкали в салон, где бедняга расплылся громадной каплей масла, обтянутой парусиновой тканью и бледной до болезненности кожей. Все черногорцы, которых Аля успела повстречать на балканской земле, были приятно смуглыми. Потому у Али, когда она смотрела на отливающее лёгкой синевой лицо водителя, возникла странная мысль: а он вообще когда-нибудь покидал своё кресло?

Смоляные неопрятные кудри шофёра напоминали ворох пружин, которые шути ради высыпали на голову и приклеили пóтом к черепу, лбу и вискам. Але редко доводилось встречать столь ошеломляюще жалкое и отталкивающее создание. Может, и вовсе никогда.

Она была убеждённой противницей бодишейминга, и потому действие эффекта «зловещей долины» стало для неё не только новым ощущением, но и неприятным сюрпризом.

Её окликнул Виталик — вот же он, никуда не исчез, стоит у передних кресел.

— Dobar dan, — поздоровалась она с водителем фразой из русско-черногорского разговорника.

Водитель дёрнул ламантиньей головой, будто пытался повернуть её и рассмотреть вошедшую получше. Ничего у него не вышло. Шея водителя утопала в подушках жира. Ему удалось только скосить заплывшие поросячьи глазки, прячущиеся под очками с линзами, толстыми, как донышки бутылок, и промяукать что-то совершенно не похожее на черногорское приветствие. Медицинская маска толстяка была растянута на подбородке, как слюнявчик. Над ней шевелились влажные, землисто-сизые губы. Аля подумала, что водитель похож на Ждуна, и едва не фыркнула.

Она поднялась в автобус. Дверь за спиной закрылась с уже знакомым звуком поцелуя, отсекая единственный источник свежего воздуха. В автобусе не оказалось никакого намёка на кондиционеры.

— Too hot4, — попробовала Аля объяснить водителю. — Кондишен.

Ждун скосил глаза сильнее и повторно мяукнул. Затем включил поворотник и потянул за рычаг. Автобус тронулся. За лобовым стеклом остановка, где пара провела час, ушла вправо, пейзаж качнулся и поплыл.

— Блин.

Виталик шёл по проходу. Аля быстро окинула взглядом ряды кресел и не без удивления обнаружила, что все они заняты старухами. Не божьи одуванчики, как в России — крупные крепкие балканские бабки с густо-загорелой до терракотового кожей. Такого же цвета была черепица, покрывающая крыши домиков, что мелькали за окнами. Цепкие глаза в паутинках морщин дерзко и весело изучали вошедших. Нижнюю часть лиц всех без исключения тёток скрывали медицинские маски, над которыми клювами торчали мощные римские носы.

Замявшийся было Виталик бросил Але через плечо:

— Есть места, — и двинулся в конец салона, где действительно дожидались седоков два пустых кресла.

— Виталичек, дай мне к окну.

— Какни, — хмыкнул Виталик великодушно, заталкивая их рюкзаки на полку. Аля протиснулась мимо него и упала в кресло:

— Наконец-то!

— Наконец-то, — подхватил Виталик, усевшись рядом. Они разом стянули маски на подбородки. Аля со вздохом пожаловалась:

— Спина просто отваливается. И всё, что ниже.

— Осталась ерунда, — ободрил неунывающий Виталик. — Час сорок, если приложение не врёт.

— А-а! — с деланым отчаянием вскрикнула Аля и отдёрнула с окна тёмно-коричневую штору. Штора сразу вернулась в прежнее положение. Аля повторила попытку. Штора упрямо съехала на прежнее место, оставив от вида из окна узенькую щёлочку. Дотрагиваться до шторы было неприятно — на ощупь та напоминала клок пыльной старой паутины, — и Аля сдалась.

— Каков автобус! — Она раздражённо огляделась. — Воняет, кондиционера не предусмотрено. Худший автобус ever5!

— Счас решим. — Виталик привстал и распахнул форточку. Свежести не прибавилось. С тем же успехом Виталик мог открыть один из рюкзаков. Воздух снаружи был жаркий, неподвижный, он не мог колыхнуть даже строптивую шторку. Виталик развёл руками:

— Не судьба, Свинникова.

— Пользы от тебя, Омонов…

— Так можно и обидеться.

— Да я не из обидчивых, — отшутилась Аля, притворившись, что не поняла суть замечания.

Жара не располагала к тому, чтобы ломать голову над ответной шпилькой, и Виталик смолчал.

А вот пожилые дамы, притихшие во время остановки автобуса, вернулись к прерванным беседам. Очень быстро у Али сложилось впечатление, что все старухи знакомы друг с другом. Развалившаяся позади Виталика тётка в голос, почти криком, обращалась к товарке, сидевшей в соседнем ряду на три кресла впереди. Товарка откликалась с той же неприличной мощью децибел. Маска под её носом вздувалась и опадала, как зоб квакающей жабы.

— Ну охренеть, — прокомментировала Аля полушёпотом, морща лоб. — Ревут, как ослы. Чего они?

— Южный темперамент, — флегматично откликнулся Виталик. Он ковырялся в телефоне, сдвинув панаму на затылок.

Перед отлётом, вспомнила Аля, Виталик рассказывал, что в черногорском языке много слов, схожих с русскими. Она выучила некоторые выражения из разговорника: «Dobar dan», «Zdravo», «Hvala». Надписи в аэропорту: «Ulaz» и «Izlaz»6. И правда, похоже. Однако сейчас, вслушиваясь в трескотню, Аля не находила в ней ничего общего с родным языком. Ни единого узнаваемого слова в грохочущем потоке. Даже «Zdravo» или «Izlaz» не промелькнули. Одно нескончаемое «мяу-мяу-мяу». Аля не выдержала.

— Excuse me! — Она повернулась к тётке, горланящей над ухом. — Oprostite7! Вы не могли бы потише или пересесть, если вам так хочется пообщаться? Can you be quite or change a seat, please?8 Izvolite?9

Для убедительности Аля похлопала себя ладонями по ушам.

Старуха вытаращила на Алю маслянисто-чёрные глаза. В их глубине плясали искры — признак то ли веселья, то ли чеканутости. Энергично закивала. И пуще прежнего затянула своё «мяу-мяу» сидящей в другом конце автобуса подруге. Маска не первой свежести заходила ходуном, вздуваясь на самом горле крикуньи. У старухиной соседки на маске красовалось водянисто-бурое пятно в форме раздавленного жука. Алю передёрнуло. Изжога — она и вспомнить не могла, когда мучалась ею последний раз — ежом прокатилась по пищеводу.

— Витальк.

— А?..

— Уй на! — Аля раздражённо всплеснула руками в сторону неумолкающих старух.

— Ну что я сделаю? — пробубнил он. — По морде, что ли, надаю? Пожилые же люди…

— Да-а, тут точно дом престарелых на колёсах!

— Это не противозаконно. Сама такой будешь, — с вымученной улыбкой произнёс он, пытаясь изобразить, насколько безразличны ему царящие шум и гам.

Старуха позади Али расхохоталась. Как будто поняла сказанное Виталиком. Дребезжащий, хриплый звук: будто