Но, пробираясь сквозь толпу, расталкивая людей, она увидела пакетик с порошком, торчащий из кармана какого-то парня, и вытащила его, потому что уже устала искать.

Лиам не пошел на бал, но это не имело значения.

Разве смеяться запрещено? Смешно же. Чудика избрали королем и застали за… музицированием. К тому же ведь никто по-настоящему не пострадал. Лиз, Кенни и Джулия пошли на бал и отрывались там, виляя бедрами на скользком от пота полу, а потом продолжали ходить на вечеринки и напиваться, и напрочь забыли об этом происшествии.

В понедельник Лиам ушел из оркестра.

Преподаватель попытался его отговорить, но он швырнул свою флейту о стену и ушел.

Многие были уверены, что Лиам плакал, когда смотрел то злосчастное видео.

Они ошибались.

Лиам хранил полнейшую невозмутимость.

Никто не догадывался, что плакала Лиз, а она плакала, когда смотрела то видео.

После того, как Лиам ушел из оркестра, оставив в классе свою покореженную, сломанную флейту, она смотрела видео снова и снова. Удалила его из своего телефона и плакала, потому что уже ничего не могла изменить. Не могла изъять это видео у всех, кому она его разослала, или у тех, кому потом они его переслали. Не могла изъять это видео из Интернета. Не могла починить флейту Лиама. Поэтому она даже и не пыталась.

Лиз думала о Лиаме Оливере в категориях второго закона Ньютона.

Масса. Лиз удалось собрать огромную аудиторию. Видео распространялось, как вирус. О Лиаме Оливере знали в городах, расположенных в часе езды от Меридиана. Парни и девчонки останавливали его в «Уолмарте» и, ухмыляясь, спрашивали про его флейту.

Ускорение. Нет такого прибора, которым можно было бы точно измерить скорость, потенциальную и кинетическую энергию сплетен. В сравнении с ними звук распространяется со скоростью черепахи, а свет – со скоростью прихрамывающей бабушки Кенни. Было некое странное удовольствие в самом процессе распространения молвы, в смаковании чужих страданий. Устоять перед этим не мог никто.

Сила. Лиз. Она огляделась и увидела за спиной груды обломков, а потом заглянула в себя и увидела паутину трещин, образовавшихся под гнетом всего, что она натворила. Она ненавидела себя и не знала, как стать другой, и за полчаса до того, как вильнуть с дороги, она поняла, что, несмотря на все это, у нее не хватит сил, чтобы остановить вращение Земли.

Но у нее было достаточно сил, чтобы остановить вращение своего собственного мира.

После Лиама были другие.

Лорен Мелбрук, которая начала встречаться с Лукасом Дрейком после того, как он бросил Кенни. Они были красивой парой, и Кенни плакала от злости. И вот однажды в январе Лиз, Джулия и Кенни встали пораньше и на снегу перед домом Лорен краскораспылителем вывели: ШЛЮХА. Сделали снимки, загрузили их в «Фейсбук» и на каждый прилепили фотографию Лорен. Лукас Дрейк бросил ее в тот же день.

Сандра Гаррисон, доложившая миссис Шумахер, их учительнице по алгебре, что Лиз списала контрольную. Миссис Шумахер ей поверила, но доказательств у Сандры не было, и учительница не стала устраивать разбирательство, однако Лиз (поскольку она действительно списала) сочла необходимым распустить слух, что Сандра Гаррисон беременна. Сандра, имевшая привычку много есть в состоянии стресса, действительно поправилась после того, как ее ославили. Позже Лиз распустила слух, что Сандра сделала аборт, тем самым поставив жирный крест на ее и так подмоченной репутации.

Джастин Стрейес, отпускавший шуточки по поводу напряженных отношений между Джулией и ее отцом. В тот день, когда в школу пришли представители наркоконтроля с собаками, Лиз подложила ему в шкафчик пакетик с марихуаной. Разразился большой скандал, проводилось тщательное расследование, и, пока шло судебное разбирательство, Джастину запретили ходить в школу. Когда же он вновь появился, от него все отворачивались. Одно дело курить травку, другое – быть пойманным с поличным. Джастина поймали с поличным, и теперь с ним никто не разговаривал, кроме наркоманов.

Это все жертвы из списка метафорических трупов Лиз.

Лиз недоумевала, почему Лорен Мелбрук не написала краской «ХАНЖА» на газоне перед ее домом.

Оказывается, Лиам никогда не бросал игру на флейте.

Он ушел из оркестра. Но занятия в оркестре он всегда считал баловством, глупостью. Флейту свою он размозжил. Но ведь дома у него были еще три.

Бывали дни, когда он готов был окончательно сдаться. О самоубийстве он никогда серьезно не задумывался – в принципе, точно не знал, как это сделать; если лечь в ванну и бросить туда тостер, сработает? – но такая мысль несколько раз мелькала у него в голове.

Конечно, видео оставило след в его душе: благодаря ему он понял, почему так много людей ненавидят Лиз Эмерсон, и также понял, почему они следуют за ней. Лиз Эмерсон легко пьянела, буквально от всего: от алкоголя, от власти, от предвкушения будущих событий. Она никогда не дорожила ни своей жизнью, ни чужой, и в основе ее пренебрежения лежали равнодушие, природная жестокость, готовность уничтожить любого, всех.

Он продолжал жить. Играл на флейте. Обнаружил, что в мире по-прежнему есть прекрасное и оно никуда не исчезнет – несмотря ни на что.

И однажды он решил простить Лиз Эмерсон.

Это случилось перед самым десятым классом. В тот день погода была переменчивая: небо то тучи затягивали, то оно снова светлело. Лиам остался после уроков, чтобы закончить редактуру своей статьи для литературного журнала, и, когда вышел из школы, увидел, что он не один.

Лиз Эмерсон ждала, когда за ней заедут. Судя по небольшому пятну пота на футболке и по растрепанным волосам, она только что бегала кросс. Они старательно игнорировали друг друга. Лиам стоял в тени здания, Лиз – под пасмурным небом, в тусклом свете. Прижимала к уху телефон, плечом прислонившись к кирпичной стене.

Лиам молча наблюдал за ней, вспоминая, какие чувства владели им, когда он впервые посмотрел то дурацкое видео. Никого еще ему так сильно не хотелось ударить, как Лиз Эмерсон.

Он рисовал эту сцену в своем воображении: вот он подходит к ней в своих истрепанных кедах, под которыми скрежещет усеянный жвачкой цемент; она удивленно оборачивается к нему и тут же с отвращением на лице отворачивается; он заносит кулак…

А потом он рассмеялся про себя: все же знают, что у Лиз Эмерсон удар куда сильнее, чем у него.