Радуге заправлял полицейский, и не сомневался, что всё пойдёт по плану. Ко всему прочему, мне, всё же, хотелось увидеть развязку всей этой истории и уже на этой мажорной ноте покинуть торговый центр.

— Спасибо, пацаны! Возьмите только чё-нибудь, чтоб серьёзно выглядеть.

Аркадий взял топорик, а я — свой молоток.

— Погоди. Надо их будить, — сказал Аркадий.

— Кого? — спросил я.

— Их, — ответил он, подошёл к Ангелине и её матери и потряс их обеих за плечи.

— Зачем? — недоумевал я.

— На всякий. Вставайте! Давайте пока, раскачивайтесь в темпе, мы внизу будем ждать.

— М-м-м?.. — только и смогла промычать в ответ на это Ангелина, приоткрыв опухшие от сна веки.

— Вставайте говорю! Выдвигаемся минут через десять. Мы внизу будем. Как готовы будете — берите рюкзаки, и идём, — инструктировал её Аркадий.

— Чё так рано-то? — возмутилась она.

— Надо. Всё, буди мамку и подскакивайте. Костян, возьми рюкзак.

Я не стал спорить, поняв, что так Аркадию будет спокойнее, и что времени на разглагольствования о том, возвращаться ли нам в кинозал после дельца внизу или нет, не было.

— Хорош уже, пошли быстрее! Они минут пять назад уже от своей ночлежки отошли, сюда идут, — торопил нас обоих Юра.

Мы взяли рюкзаки со всем, что запасли вчера вечером, и вслед за Юрой направились в холл первого этажа. Там уже стояли люди: Юрин отец, ещё четыре человека, которых ему вчера удалось убедить составить ему компанию, и, к моему удивлению, Тоха, сжимавший в руке нож.

— Идут! — объявил Юрин отец, увидев толпу экипированных странников с рюкзаками и сумками наперевес, и с внушительным разнообразием холодного оружия в руках.

Вид этих людей всех вместе вселял ужас. Не такой, конечно, как вид одичалых заражённых, стремительно прущих толпой и стремящихся разорвать и сожрать всех на своём пути, но близкий к этому.

— Чё, как делаем? — спросил кто-то по нашу сторону баррикад, — Запускаем их и тут базарим или как?

— Нет конечно! — ответил Юрин отец, — Сами выйдем, нефиг им тут делать, сволочам. Пошли!

Он открыл центральные двери, и мы вышли на парковку перед торговым центром, где встретились лицом к лицу с теми, кто уже решил, что Радуга теперь в их руках, и это вопрос решённый. Впереди них шёл тот же человек, который вчерашним вечером приходил сюда и держал речь на фуд-корте. Он и заговорил первым:

— Все что ли? Остальные свалили уже?

— Никто не… — голос Юриного отца дрогнул. Он прокашлялся, чтобы прочистить горло, а затем продолжил, — Никто не свалил никуда. Все внутри.

— Чё, только вы уматываете, получается? Ну, в добрый путь! С нашей стороны бакланов этих полудохлых вроде не было. Коли туда подадитесь — тихо всё будет.

— Никуда никто не уматывает. Все остаются. Вы — назад идёте, откуда пришли.

Было видно, что Юрин отец ждёт подходящего момента, чтобы достать из-за спины свой главный козырь в этой партии, но с каждой секундой терпение и выдержка его таяли, и он уже почти был на взводе. Человек из Восхода усмехнулся и вполоборота глянул на тех, кто был у него за спиной. Они тоже ухмыльнулись, и ухмылка на их лицах больше походила на хищный оскал.

— Ну-ну. Чё, махаться будем? Десять на сколько? Раз, два, три…

— На столько же. Нас тут девять, а десятый — вот.

Юрин отец достал пистолет. Чувствовалось, как люди из Восхода напряглись, хотя внешне они и никак не выказали своего трепета перед усилением наших переговорных позиций.

— Чё, стрелять будешь? — осторожно, уже без усмешки спросил человек из Восхода.

— Понадобится — буду! — ответил Юрин отец.

— Ладно, понял, всё. Ты расслабься, я вкурил. Можешь опустить.

— А ты отойди!

— Отойду. Ты только не тычь в меня, а то нехорошо такие вещи на людей направлять.

— Давай-давай. Дальше! Вот так. И ещё дальше. А теперь — все развернулись, и спокойно идём на…

— Чё стоишь, не тупи, кончай его, — сказал человек из Восхода убаюкивающим тоном — так, что почти никто сразу и не понял, к чему он это, и кому эта фраза была адресована. Никто, кроме одного.

Вы-то, дорогие читатели, уж наверняка сразу до всего догадались. Не стремлюсь умалить ваши незаурядные детективные способности — просто расскажу, как так получилось, и почему ни я — дурак, — ни кто-либо другой, находившийся в центре всего того многостраничного повествования, с которым вы, надо думать, уже ознакомились, не додумался до всего сразу так же быстро, как это сделали вы. Вот, какая штука: вы читаете дневник того, кто описывает произошедшее с ним, уже делая акценты на всех тех деталях, которые будут важны для всего, что вы прочтёте после. Проще говоря, по отношению к реальной цепи событий, всё читаемое вами — это вторичный продукт моего осмысления пережитого и соединения всего этого в стройную и последовательную историю. Рискну предположить, что, находясь на моём месте и проживая описанные события сызнова, минуту за минутой, во всей их пестроте и многообразии тех деталей, которые я предпочёл опустить, даже такие незаурядные шерлоки холмсы как вы могли бы упустить из виду всё то, на что не обращал внимания и я, находясь в моменте. Переложив все прожитые мною события на бумагу, я дистиллировал их, избавив от примесей, благодаря чему вы получили эссенцию в виде линейной истории, в которой уже соединены воедино все ключевые связующие звенья. А уж следуя от звена к звену, читая всё это, вы, конечно же, без труда поняли, кто среди нас всё это время был, так скажем, агентом полууголовного сообщества странников из Восхода. Зачем я так разошёлся, и для чего я всё это вам тут рассказываю? Чтобы вы не думали плохо обо мне или о ком-либо ещё из числа фигурантов моего предсмертного повествования: что я — дурак, что полицейский — дурак и балбес, что Юрин отец — непроходимый тупица, не видевший дальше своего носа, и что все мы были просто кучкой идиотов, не заметивших очевидное. О мёртвых либо хорошо, либо — ничего, поэтому отбросьте пожалуйста все ложные предубеждения и наслаждайтесь кровавой баней.

Через несколько долгих секунд после того, как прозвучала команда человека из Восхода, Тоха подошёл к Юриному отцу сзади и ударил его ножом в шею. Тот, наверное, и не понял ничего сразу — только дёрнулся и издал тихий звук, похожий на непроизвольное икание. Тоха, в свою очередь, действовал чётко и быстро. А может, это нам так казалось на фоне нашего замешательства и неспособности делать вообще что-либо. Он отпустил нож, схватился за руку Юриного отца