Громкий смех, искрометные шутки и полное отсутствие давления — Диана с ее потрясающим умом и понимающими взглядами. Такая яркая, необычайно близкая мне по духу. Хотя где-то за этой маской пряталась женщина, которой порой смотрела в одну точку с грустной улыбкой на губах.

И если в первом случае мне иногда тяготил чрезмерный оптимизм Солнцевой, то с Загорской было проще. Она просто давала возможность выбора. Протягивала руку, когда нужна, и отступала, позволяя принимать решения.

— Уверен, что хочешь? Или в тебе сейчас говорят эмоции? — спрашивает Солнышко, вырывая меня из мыслей.

Хочу ответить, но смартфон на столе вновь оживает знакомой мелодией из мультфильма «Винни Пух». Игнорирую Рому, поворачиваясь спиной к двери и прислоняясь к ней, слыша по ту сторону удивленный смешок. Я прикрываю глаза, проведя ладонью по лицу. Не хочу сейчас опять общаться со Сташенко, хоть обещал ему отчитываться.

— Винни Пух? Никита, не ожидала от тебя. Это же старый мультик из моего детства. Помнится, сяду перед телевизором, включу какой-нибудь канал...

Мои глаза распахиваются, едва до сознания доходит смысл слов Солнышка. Ее детства? Блажена младше меня, это точно. Точный возраст не знаю, но вчера она упомянула о встрече выпускников спустя три года после школы. Даже я бы не знал об этом мультике, если бы однажды не нашел порно-ролик с этой озвучкой. Только после этого узнал о глупом медведе на синем шарике, который пытался обмануть пчел.

— Скажи, что это неправда, — выдыхаю я, прерывая Солнышко, которая вспоминает счастливые моменты детства. Она замолкает резко, явно осознавая, что сболтнула лишнего.

Почему ты, Господи? Я не хотел рассказывать тебе о слабостях. Рядом с тобой ощущения другие, хотелось быть чуточку сильнее, а не размазней, рыдающей в машине у здания радиостудии. Блажена порой задавала вопросы, пыталась помочь, точно Рома. Раздражала жутко, но ее я не боялся.

Тебя боюсь. Очень.

— Разве это имеет значения, пока мы не видим друг друга? — едва слышно проговорила Солнышко.

Мой тихий истеричный смех, похожий на всхлип, вырвался из груди. Внутри вновь все сдавило, будто перед приступом, однако он не случился. Мир просто сузился до одной маленькой комнатки, напичканной оборудованием под завязку. Мигал светодиод, оповещающий об окончании перерыва, и Дима за стеклом подавал сигналы вернуться.

Вот только мне было совершенно наплевать.

— Тебе было весело, Диана?

— Что чувствуют люди, когда их близкие умирают?

Рома вздрагивает и удивленно смотрит, на пару секунд отвлекаясь от дороги. До Троекуровского кладбища осталось совсем недолго. Я равнодушно считаю машины серого цвета, которые проносятся мимо. Уже штук триста насчитал, но сбился на пассажирском автобусе, когда тот загородил обзор у светофора. Там было два или три автомобиля?

— К чему вопрос? — в голосе Сташенко слышится подозрение, а с ним немного любопытства. Приподнимаю ворот ветровки, разглядывая хмурое небо за окном. Вот-вот дождь прольется на головы беспечных людей, вышедших по делам в этот вторник.

Погода сегодня дрянь. Как, впрочем, и мое настроение.

— Просто, — пожимаю плечами, расслабляясь и забивая на счет. Глаза закрываются сами собой, а в моей голове абсолютная пустота. Не хочется ни о чем думать, ни рассуждать.

«Мы не должны были встретиться, но встретились. Так случается, Никит. Не было никакого коварного плана. До сего момента я видела тебя лишь на фотографии в личном деле. Ведь это я принимала тебя на работу».

Точно, я же не встречался с владельцем радиостудии. Мне просто принесли подписанный трудовой договор, а на имя директора я даже не взглянул. Ну узнал бы, что Диане принадлежит это место, что тогда? Не пошел бы в студию? Забил бы хрен?

Да, потому что ощущаю себя как-то паршиво. Странное чувство, сам не понимаю его происхождения.

— У тебя «просто» никогда не бывает, — ворчит Рома, сворачивая на перекрёстке. Удивительно, но нам повезло. Даже ни одной пробки на дороге. Чудеса, да и только. — Это из-за случая с Дианой?

И зачем я ему рассказал? Помутнение рассудка, не иначе.

— Хочу понять, — отвечаю, вновь открывая глаза и поворачивая голову к нему. — Что чувствуют нормальные люди, когда теряют близкого человека. Серьезно, почему люди плачут из-за чьей-то смерти? Ведь все когда-нибудь умрем. Это естественный процесс: человек, жизнь, смерть.

Тихий вздох говорит мне о том, что ляпнул я нечто глупое. Может быть странное. Вот только где ошибся, совсем не понимал. Гриша называл мое состояние «эмоциональной недоступностью» по причине психологической травмы личности. Нарциссическая организация личности — ребенка сталкивают с суровой реальностью, к которой он попросту не готов. Ранее взросление влечет за собой внутреннюю пустоту. Все эмоции и чувства навсегда остались запертыми на все засовы, где-то там, за непробиваемой железной дверью.

А там, где пусто, всегда холодно и одиноко. Но страшнее выйти за пределы, ведь неизвестно, что нас может там ждать.

— Ты не с того начал, Ник, — мягкий голос Ромы выводит меня из мыслей о своих ощущениях, и я вскидываю брови, пытаясь понять, о чем он ведет речь.

— В смысле?

— Для начала тебе бы в себе разобраться, — я задумчиво постукиваю пальцем по коленке, пытаясь анализировать.

Почему я вообще об этом спрашиваю? Жил как-то до сего момента, и все в порядке. Не могу понять, отчего этот случай с Дианой всколыхнул во мне столько всего за раз. Страх быть узнанным. Что кто-то теперь знает мои проблемы и секреты. Пусть не в том объеме, что Гриша. Но ведь много из того, что я говорил ей, ему сказать не решился. Ведь не парило же меня то, что Блажена могла быть той девушкой за стенкой в студии, верно?

Или, возможно, Диана забралась чуть дальше?

Мы остановились у ворот. Несколько человек как раз выходили, о чем-то переговариваясь. Пожилая женщина с сиреневой шляпкой на голове, едва переставляя ноги и устало опираясь на руку молодого парня, постоянно утирала слезы с глаз. В ответ парнишка утешающе поглаживал ее по морщинистой руке, хотя явно не был ей кем-то родным. Просто случайный прохожий, решивший помочь несчастной старушке.

Зачем? Для чего? Ведь вы расстанетесь и забудете друг о друге.

— Иногда чужое сочувствие помогает нам в трудные минуты, — я вздрагиваю и вновь смотрю на Романа, чей взгляд направлен на эту пару. — Это дает силы жить дальше. Возможно, не будь вокруг близких, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.

Задыхаюсь от нахлынувших воспоминаний. Раненый Леонид за столом, перепуганная Аня, едва способная двигаться из-за крепких веревок, стягивающих ее по рукам и ногам. Столовая, где стол ломится от еды, а один ковер стоит больше, чем получает любой среднестатистический житель региона в месяц. Кровь, много крови, смеющаяся Лена, точно змея, завораживающая своим голосом и отдающая команды.