безопасности. — Пока.

Еще один зевок и легкое мычание.

— Я знаю.

«О, малышка Би. Ты, блядь, понятия не имеешь».

— Кингстон?

— Хм.

— Спасибо тебе за всю эту историю с нападением акулы в клубе. Мне действительно надоело все время отвечать на один и тот же вопрос.

— Спи.

— Ты властный, когда устаешь.

Я не властный. У меня ограниченный запас самоконтроля, когда дело доходит до Габриэллы, и чем больше она говорит этим сладким, сонным голосом, тем ближе я к тому, чтобы сказать «К черту это» и взять то, чего так отчаянно хочу.

Габриэлла

Вода. Вокруг меня вода. Слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Я брыкаюсь, плыву — влево, вправо, вверх, вниз. Легкие горят. Слишком много воды. Ищу руками, толкаюсь ногами. Я не могу дышать…

Резко открываю глаза. Хрипло втягиваю воздух. Это всего лишь сон. Я в безопасности в постели Кингстона, а не в водяной могиле. Пытаюсь выровнять дыхание и прижимаю руку к груди, чтобы заставить свой пульс замедлиться. Мне уже много лет не снился сон, в котором я тону.

Внутренне показываю вселенной средний палец, что мой ужасный кошмар вернулся в ту ночь, когда я делю постель с красивым парнем.

С плотными задернутыми шторами я совершенно не могу определить который час. Я поспала несколько часов или всего несколько минут?

Перекатываюсь на бок и оказываюсь в нескольких дюймах от лица Кингстона. Ночью он, должно быть, придвинулся ближе и повернулся ко мне. Его голова на самом краю подушки, а моя — на краю моей, и я чувствую тепло его дыхания. Его согнутое колено упирается в мою ногу, и это прикосновение столь же успокаивающее, сколь и возбуждающее.

Я должна была ожидать, что Кингстон будет еще красивее во сне, чем наяву. Точно так же, как в смерти, во сне все заботы жизни растворяются и оставляют после себя самое чистое выражение в мирном покое. И после того сна, который мне приснился, чувствую, как умиротворение проникает в меня, пока я наблюдаю за ним. Интересно, действительно ли его губы такие мягкие, какими кажутся? Или же кожа на его щеке, которая натягивается на высоких скулах и сильной челюсти, такая же бархатистая, как я себе представляла?

Поднимаю руку с кровати и позволяю кончикам пальцев зависнуть перед его губами и задаюсь вопросом, достаточно ли я храбра, чтобы прикоснуться. Проснется ли он? Как мне объяснить это непростительное желание прикоснуться к нему?

Я не могу. Не должна.

И все же приближаю свою руку. С легким нажимом я провожу кончиками пальцев по его губам — парень открывает глаза, и расплавленный жар в его взгляде прорезает темноту.

Я сжимаю руку в кулак у своей груди.

— Прости, — шепчу я. — Я не должна была…

Ахаю, когда Кингстон тянет меня за запястье, чтобы вернуть мою руку к своим губам.

Парень запечатлевает поцелуй на моих пальцах и позволяет своим губам задержаться, затем проводит моей рукой взад и вперед по своему рту.

Все под моей кожей напрягается и покалывает от его прикосновения.

— Кингстон… — Единственное слово, которое имеет хоть какой-то смысл — это его имя, произнесенное со вздохом.

Он тихо мурлычет, затем просовывает свою ногу между моими, и его мощное бедро плотно прижимается к моему. Все еще держа меня за запястье, парень перекатывается через меня и прижимает мою руку над головой.

— Это то, чего ты хочешь?

Голод в его голосе, жгучее желание в его глазах, его учащенное дыхание и бешеный пульс, совпадающий с моим собственным… Он хочет меня. Но как?

— Я не должна. — В моем голосе нет силы. Нет осуждения. — Прости. — И, несмотря на извинения, слетающие с моих губ, мое тело предает меня, когда мои ноги раздвигаются еще шире.

Низкое рычание вырывается из его груди от ощущения того, как наши тела прижимаются друг к другу, его тепло проникает в меня.

Я сгибаю руку, пока парень продолжает ограничивать кровоток своей твердой хваткой. Его хватка усиливается, пока в моих пальцах не появляется покалывание. Это потому, что он не хочет, чтобы я прикасалась к нему? Потому что выражение его лица посылает совсем другое сообщение.

Только собираюсь сказать ему об этом, как парень подается бедрами вперед, и выпуклость между его ног восхитительно прижимается ко мне. Я прикусываю губу, чтобы сдержать стон удовольствия, но действие бессмысленно, поскольку Кингстон делает это снова, и у меня перехватывает дыхание.

Его длинное, широкоплечее, мускулистое тело словно создано для того, чтобы доставлять удовольствие, поскольку каждый сантиметр его тела — это определение мужской красоты. Неужели я настолько ужасна, что хочу испытать его любым способом, который он мне позволит?

Кингстон — это настоящее удовольствие для любого человека, мужчины или женщины. Визуально он представляет собой художественное совершенство. Физически силен и вынослив. И то, как его взгляд не отрывается от моего, словно погружается в мою душу, пока парень покачивает бедрами вперед. Эмоционально он чувствительный, своевольный и настоящий. Кингстон бросает крошки, даже не пытаясь, и я с радостью выпрашиваю объедки.

Я провожу свободной рукой по его бедру к обнаженной грудной клетке, и парень шипит в ответ.

— Ничего, если я прикоснусь к тебе?

Он прижимается своим лбом к моему и кивает.

Я слышу, как его зубы скрежещут друг о друга.

— Мы не обязаны этого делать. — Но я хочу этого. Действительно очень хочу.

Еще одно движение бёдрами.

— Скажи что-нибудь, пожалуйста.

Он проводит губами по моей покрытой шрамами щеке к уху.

— Сейчас я собираюсь поцеловать тебя. — Он наклоняет голову и мягко прижимается своими приоткрытыми губами к моим.

Слезы облегчения наворачиваются на мои глаза. Кончик его языка касается моего, и мы стонем в унисон, когда парень наклоняет голову, углубляя поцелуй.

Боже мой, этот мужчина умеет целоваться.

Я скольжу рукой вверх, чтобы обхватить его подбородок, наслаждаясь ощущением его лица, пока Кингстон двигает своим ртом по моему. Его губы мягкие, но поцелуй требовательный, как будто парень лишал себя желания, которому, наконец, поддался.

Он двигает мое колено своим, пока обе его ноги не оказываются между моими. Его бедра идеально прижаты к моим бедрам, как будто мы созданы друг для друга. Моя рука, прижатая к кровати, давно онемела, но я не могу найти в себе сил, чтобы беспокоиться. Удалите хоть всю конечность. Не думаю, что я заметила бы, не с каждой его частью, привлекающей мое внимание. Мои внутренности пульсируют и жаждут большего. Кожа горит от желания, чтобы к ней прикасались. И все между моих бедер ноет от неумолимой