С детства Валентиниан поступал, скорее как дядя, нежели отец. Сказывалась никуда не годная наследственность. Он был вялым, жадным, несерьезным, раздражительным и жестоким. Галла сама, как шептали злые языки, намеренно воспитала сына глупым, дала плохое образование и наполнила его голову религиозными предрассудками. Нося христианское имя, Валентиниан очень увлекался темной стороной магии и гаданиями.

Обвинять мать в ошибках — дело крайне несправедливое: Галла искренне и глубоко верила в христианского Бога. Не в хриплые и бессвязные бормотания гаруспиков посреди алых брызг и пятен крови умирающего голубя, не в иные ловушки-прикрытия погибающего язычества. Когда шумные и усердные проповедники сновали повсюду, а настоящей божественной любви-доброты не имелось нигде (можно сказать, что это время было очень похожим на любое другое), Галла, несмотря на безжалостность и гордыню, посвятила всю свою жизнь официальной религии империи.

Более того, хитрые сплетники замалчивали один важный факт: Валентиниан оказался слишком глупым и достаточно безнравственным, чтобы открыть для себя радости черной магии.

Но, являясь единственным законным наследником Западного трона, маленький мальчик с хитрым взглядом был торжественно коронован диадемой и возведен в сан императора. А фактически на Западе стала править его мать.

В течение нескольких лет после этих событий в империи установился непростой и непривычный мир, за исключением одного ошеломляющего поражения, которое, казалось, произошло неожиданно. Попытка отвоевать владения каждый раз терпела неудачу. Зерновые поля Северной Африки перешли под контроль вандалов.

В июне 429 года, когда нещадно палило солнце, африканское побережье охватил огонь. Нападающие вандалы были всадниками из германских степных племен, недавно осевшими на юге Испании и объятые горячим желанием завоевывать и разрушать. Видимо, за одно поколение они смогли научиться кораблестроению и мореплаванию у местных испанских жителей. Из своего королевства Вандалузия (или «Аидалузия», как называли его берберы) неприятель пересек узкие проливы, перешел провинцию Мавритания и с огнем и мечом двинулся на ценные зерновые поля Нумидии и Ливии.

Рим был захвачен врасплох. Никто, кроме Аэция, казалось, не понимал, какой это грозило катастрофой. Говорят, что, когда он услышал новости, его лицо приобрело пепельный оттенок. Аэций сжал себе запястье левой руки правой и не мог произнести полдня ни слова.

Императорский двор, богатые сенаторы и беспечные компании в Риме весело продолжали вести свои дела, словно не осознавая: из-за далекого горизонта медленно появляется и уже застилает небо огромное кроваво-темное облако.

На следующий год армии вандалов направились на восток, к Магрибу, нацелившись на завоевание Врат Восходящего Солнца. Города сдавались один за другим, не выдерживая их яростного напора. Говорили, в ясные ночи можно было разглядеть африканский берег, освещенный так, будто повсюду, от Тингиса до Великой Лептиды, горели огромные сигнальные костры.

Летом 432 года город Гиппон оказался осажденным вандалами. На третий месяц той ужасной блокады, когда умирающие от голода убивали друг друга за крысу, один из великих отцов Церкви, святой Августин из Гиппона, в последний раз посмотрел на этот погибающий мир, который он так любил и которого боялся. Он умер на двадцать восьмой день августа в возрасте семидесяти пяти лет. Спустя несколько недель Гиппон взяли и сожгли почти дотла. Письма Августина и его личная библиотека чудом уцелели: двести тридцать две книги плюс трактаты, комментарии, послания, наставления и бессмертные труды «Исповедь» и «Божий Город».

Прошли годы, вандалы-завоеватели покорили Северную Африку. Молодой и нерешительный император Валентиниан колебался. Аэций призывал возобновить борьбу на суше и на море. Вначале он говорил энергично, потом — яростно. Когда Галла Плацидия согласилась со стратегом и стала убеждать сына действовать в том же направлении, слабый и параноидный подросток воспротивился им, назвав «командирами», отказался что-либо делать в Африке и отправил Аэция в изгнание.

Не в последний раз Аэций нашел убежище у визиготов в Толосе. Тем временем Валентиниан упросил раздражительного и распутного короля вандалов Гензериха заключить постыдный мир. Гензерих еще в юности как-то раз был заложником у римлян со своим младшим братом Берихом; последний уже давно скончался в результате «несчастного случая».

Гензерих оказался жестоким и кровожадным. Он всегда приходил в восторг от зрелищ, отличающихся крайней жестокостью и развращенностью. Особенно ему нравилось смотреть, когда женщин заставляли совокупляться с животными, как говорилось в древних мифах: дикий бык, изображающий Зевса, спаривался с обнаженной рабыней, привязанной к колесу тележки и олицетворяющей Европу. Вероятно, правитель верил: демонстрируя страсть к подобным развлечениям, он указывал на свое родство с высокой культурой классического мира. Король вандалов говорил мало, был низкого роста. Хоть он и занимался сексом с женщинами, но делал это с ненавистью.

К ужасу многих, королевство вандалов в Северной Африке под властью злобного Гензериха быстро укрепляло позиции. А ресурсы же Рима были на исходе.

Улицы города наводняло все больше бедно одетых и умирающих беженцев, спасающихся от яростных атак вандалов в Северной Африке. Их крошечные деревянные лодки, покачиваясь, плыли по Средиземноморью и далее к берегам Нумидии и Мавритании, чтобы остановиться в Италии. Отчаявшихся голодных ртов прибавлялось, а зерна становилось все меньше! Но некоторые по-прежнему продолжали беспечно жить и не желали замечать, как кроваво-темное облако почти закрыло небо.

Прошли годы, и сестра Валентиниана, Гонория, превратилась в молодую женщину. Как только она достигла переходного возраста (наступило шестнадцатое лето ее жизни), девушка открыла свое истинное лицо, и имя «Гонория» оказалось невероятно неподходящим для этой заядлой любительницы удовольствий. «О, несовместимое имя! — воскликнул один монах-летописец. — На свете не было столь бесстыдной женщины и столь ненасытной в своих плотских желаниях, как августа Гонория!»

Столь простому писцу, как я, не подобает иметь то или иное мнение о поведении сестры Валентиниана. Но многие другие историки считали по-другому, говоря о ней как о «чувственном демоне», «лакомом кусочке, воспламенявшим плоть мужчин и пронзавшим их души» и даже «Великой Блуднице, чье появление приведет к концу света». Более строгие анналисты писали, что не могли излагать на бумаге ужасные истории, которые слышали о вожделении и распущенности августы, хотя уже вдавались в разнообразные и беззастенчивые подробности. Какой бы ни была правда о Гонории, я, как историк, дающий только достоверные сведения, должен отметить бесспорные факты.

Гонория родилась через три года после брата, в 422 году. Дочь печального Флавия Констанция и его целомудренной и честной жены августы Галлы Плацидии, она в 437 году едва достигла пятнадцатилетнего возраста. Казалось, у девушки было три интереса в жизни: украшение своего тела, привлечение к себе внимания (и мужчин, и женщин), и чувственные удовольствия. Большего различия между матерью и дочерью представить невозможно. Во дворце ходили слухи, что наверняка августа Галла родила ребенка не от благородного и молчаливого Флавия, а, скорее, после визита одного из ненасытных и распутных богов языческого пантеона. Вероятно, Зевс наведался к Галле в виде золотого дождя, как к Данае, или обернувшись лебедем, как к Леде.