Дочь Галлы, подобно дочери Леды, Елене Троянской, была неотразима в глазах мужчин: обе девушки отличались яркой красотой и нескрываемым сладострастием. Гонория стала причиной череды событий столь же гибельных и трагических, как и Елена, устроив похожее развлечение для язвительно усмехающихся сверху богов. Печальная история Трои известна у богов как «Гнев Ахиллеса», люди же помнят ее как «Смерть Гектора».

Если отец и не Зевс, то, вероятно, это был великий Пан или какой-то развратный сатир из свиты последнего, который зачал Гонорию с непорочной и высокомерной Галлой, когда та закрылась в своем ограниченном по собственному желанию и уравновешенном мирке. Огромное различие между матерью и дочерью, конечно, не вызывало сомнений и часто бросалось в глаза.

Одной красоты в женщине не достаточно, чтобы соблазнить мужчину и свести с ума от любви. Она должна еще покорить его взмахом ресниц, неотрывным сияющим взглядом, который бросает в ответ, бездонной глубиной глаз, подведенных темной краской для век, очаровательным выпячиванием карминовых губ, нежным прикосновением пальцами к его руке, наклоном вперед, желая взять, скажем, упавшую салфетку с пола, давая ему возможность мельком увидеть свои сладкие и сочные груди с затвердевшими розовыми сосками, — вот такая женщина завоевывает мужчин, как я говорю, и красотой, и откровенной чувственностью. В этом смысле святой Августин предупреждал нас: «Женщины — самая большая ловушка, которую дьявол уготовал для мужчин». И даже Библия в стихе 34-м главы 14 Первого послания к Коринфянам напоминает нам: «Жены ваши в церквах да молчат; ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит».

Уловки и способы соблазнения августа Гонория прекрасно усвоила с ранних лет. Как только ее тело стало приобретать более женственные формы, во дворце начали верить в сплетни, будто она требует сексуальных удовольствий от рабов. Ни Агриппина, ни Мессалина не были столь развращенными. В Равенне, сомнительном в нравственном отношении городе, где находилось около двадцати тысяч рабов, каждый из них обязывался выполнять приказы господина или госпожи. Так что слуг, желающих удовлетворить ее похоть, всегда оказывалось множество.

Более шокирующим стало безразличие августы к тому, являлись ли ее партнерами в любовных играх мужчины или женщины. Так Сафо с острова Лесбос, чьи произведения почти не сохранились для потомков (слава Благопристойности!) получала удовольствие там, где видела его. Ее страсть распространялась не только на мужчин, но, будучи более всеобъемлющим чувством, на людей в целом.

Говорили, что особую роль в пробуждении в августе Гонории желания испытывать плотские радости сыграла одна примечательная личность. Как-то раз в личные покои Гонории вошла новая рабыня с рабовладельческих рынков Александрии. Ее звали Сосострида, что на древнеегипетском языке означало просто «Сестра» и служило обычной формой выражения теплых чувств к невольнику. Другие имена рабов, свидетельствовавшие о большем, чем привязанность. Они напоминавшие тем, кто носил их, о долге доставлять удовольствие хозяину по его требованию и обозначали «желание», «поцелуй», «наслаждение», «любимый» и даже «сексуальность». Сама Сосострида вполне могла выбрать любое из этих необычных названий — как оказалось, таков был ее горячий темперамент. «Сестра» являлось, вероятно, более неясным словом; но существовало немало рабовладельцев, находивших извращенное удовольствие в приглашении своей «сестры» ночью в постель.

Сосостриде исполнилось восемнадцать-девятнадцать лет. Она была родом из Египта — стройная, темнокожая и очень красивая девушка. Теперь вы знаете, какова репутация у египтян — и у мужчин, и у женщин. В древние времена, до появления на свет Христа, в Египте процветала крайняя распущенность, а женщины весь день прогуливались не только с голыми ногами, но даже с голой грудью. Вечером они сидели за столом с мужьями и друзьями мужей, бесстыдно ведя беседу, словно были умом равны мужчинам! Их полные круглые груди гордо и развратно лежали на всеобщем обозрении, красота их темных сосков подчеркивалась с помощью небольшого количества косметики и румян!..

Но я отступаю от темы.

О Сосотриде и августе Гонории я слышал от одного писца во дворе Равенны. А тот, в свою очередь, узнал обо всем от самой египтянки, оказавшейся позднее в его собственной постели. Он получил крайне непристойное и отвратительное удовольствие от ее рассказов о развлечениях в юности в объятиях и мужчин, и женщин. Вот такими порочными были времена. И хотя верно, что у лжи короткие ноги, и слухи не столь беспочвенны, например, когда августа спешит сообщить на рыночной площади о делах, творящихся в ее спальне, я думаю, есть какая-то прискорбная правда в картинах, промелькнувших в моем изумленном воображении после мрачных подробностей, изложенных тем бесстыдным писцом. С тех пор я прокручивал эти эпизоды в голове снова и снова много раз, руководимый единственно желанием узнать, могли ли они действительно иметь место или нет. Сейчас возникает такое ощущение, будто я сам был свидетелем таких ужасных сцен.

Августа Гонория обыкновенно принимала ванну вечером и утром, а затем сонно лежала на кушетке, а рабы умащивали и массировали ее тело, используя теплое масло с ароматом лепестков роз. Вскоре заметили, что это задание выполняла исключительно Сосотрида, а остальных невольников выпроваживали подальше. Более того, днем взгляды, которыми обменивались госпожа и рабыня, казалось, означали большее, нежели просто теплые отношения, которые могли существовать между августой и ее служанкой. Словно их взоры соединяла некая недозволенная тайная страсть, лишь усиливавшаяся из-за неясных улыбок, даримых друг другу на публике, будто они молча вспоминали о наслаждениях предыдущей ночи и с нетерпением ждали удовольствий от ночи следующей. Говорили, иногда после наступления темноты из личных покоев августы Гонории слышались крики, звучавшие странно для слуха тех, кто всегда полагал, что такие стоны женщины мог вызвать только муж, исполняющий свои супружеские обязанности.

Действительно, если верить слухам, самые худшие опасения двора имели основания. Уже с первой ночи у Гонории Сосотрида начала использовать привораживающие масла на своей госпоже, нежно шепча, что она великолепно знает это искусство. Другие рабыни помогали юной августе выйти из ванны, заворачивали в мягкое покрывало, переносили на широкую кушетку с подушками, клали на живот и заботливо растирали.

Затем египтянка брала свою чашу с парфюмерными мазями, лила их в ложбинку на спине Гонории и тонкими и изящными коричневыми руками начинала втирать масла и массировать ее плечи и шею, спину и бока. К удивлению других рабынь, Сосострида запустила руки под мягкое белое покрывало, лежащее на нижней части тела августы, а также массировала ее гладкие белые ягодицы.

Через несколько минут покрывало сдвинулось в сторону и бесшумно упало на пол, оставив Гонорию обнаженной и незащищенной, но, казалось, та ничуть не возражала. Затем, к крайнему изумлению присутствовавших рабынь, которые, не будучи египтянками, никогда не смели позволить себе подобной вольности с госпожой из правящей семьи, Сосострида снова взяла чашу и направила маленькую струйку золотистого масла между бедер августы, которые тогда еще невинно и крепко были сжаты вместе.