готовность быть выгнанным с работы, к «пропесочиванию» на комсомольском собрании, к задержанию милицией за «неправильный» внешний вид, к решительному изменению образа жизни!

Большинство из пришедших просто не понимает, как сильно может измениться их жизнь, и не сможет принять изменений. Даже если сейчас считает иначе…

— Ладно, — вздыхаю, давя в себе желание закурить, — попробую решить эту проблему хотя бы частично.

… я же, в конце концов, ценюсь в том числе и за умение улаживать проблемы, и этот статус нужно хоть иногда подтверждать! Подойдя к микрофону, настроил его, пощёлкал пальцем по мембране, проверяя звук и обращая на себя внимание.

— Раз-раз! Проверка! — сообщаю, и, убедившись, что на меня смотрят все — от прыщавых юнцов с неустоявшимися голосами, «почти» умеющих играть на гитаре, до солидных дам за тридцать, со стабильной работой в ДК, перманентной завивкой и выпивающим мужем, продолжил…

— Прежде всего хочу сказать вас всем спасибо за то, что пришли! Вы поверили в нас, в наше будущее, и поверили в себя, решив изменить свою жизнь!

Отойдя от микрофона на пару шагов, изобразил аплодисменты, и Буйнов с Новодворской подыграли мне.

— Не буду обещать вам многого, — снова начал я, с ноткой ностальгии вспоминая многочисленные корпоративы и невольно подстраиваясь под стиль, несколько непривычный в этом времени, — и тем более, обещать вас всех принять в нашу группу! Но повторюсь — вы все большие молодцы просто потому, что верите в себя, что не побоялись придти на прослушивание и собеседование!

Снова аплодисменты…

— А сейчас, прежде чем мы продолжим, я хочу, чтобы задумались — так ли вам это нужно, товарищи? Мы играем рок, а он, как вы знаете, переживает сейчас непростые времена! Есть проблемы с официальным оформлением ВИА, проблемы со ставками и концертами, и как долго эта ситуация продлиться, не знает никто из нас!

Пауза… на лице одного мужичка чуть за тридцать, с висящими подковой усами и задорно торчащим пузиком, появилось задумчивое выражение. Он, насколько я знаю, играет в ВИА какого-то завода, и числится, вернее всего, не музыкантом, а каким-нибудь обваловщиком или расточником, имея, на ближайшие лет десять, а то и двадцать, обеспеченное будущее, квартиру в ближайшей перспективе и рабочий стаж.

— Поэтому задайте себе вопрос! Вы действительно хотите — вот так вот? Шагнуть в неизвестность, в холодную воду неисследованного побережья с корабля?

Я знаю, многие уже жалеют, что пришли. В первую очередь, конечно, те, кому есть что терять…

— Будут ли у нас концерты? — продолжаю я, переводя внимание с пузатенького мужичка на даму с перманентом и колоратурным сопрано. Дама относительно молода, но уже, насколько я могу судить по выражению лица, несколько забронзовела, и имеет свой, единственный правильный взгляд на всё, что происходит вокруг, — Вероятнее всего — да!

Лицо дамы чуть разглаживается, но я безжалостно обрушиваюсь на чужие мечты, ломая их вдребезги.

— Будут концерты, но будут и проблемы… — делаю пазу, обводя всех глазами так, чтобы каждому показалось, что я заглянул в глаза именно ему, — Как я уже говорил — рок ещё не устоявшийся в СССР музыкальный жанр! А значит — возможны собрания по поводу вашего морального облика и…

Замолкаю, понимая, что сейчас меня может понести куда-то не туда.

— … а поэтому просто представьте такие проблемы в вашей, именно вашей жизни!

— Но! — поглядев на парочку подростков, вскидываю руку, — Нам не нужны и те, кто приходит в рок ради бунта! Не нужны мамкины бунтари, решившие что-то доказать однокласснице и маме! Нужны музыканты…

Проговорив несколько минут и несколько раз подряд прожевав одно и то же, объявил перерыв на двадцать минут, попросив всех выйти на улицу. Знаю уже по нездешнему опыту, что обратно вернётся в лучшем случае половина, а скорее всего, и много меньше.

— Ну ты даёшь! — сдавленным голосом сказал Буйнов, хлопая меня по спине и глядя на то, как народ, переговариваясь, или напротив, задумавшись глубоко и не реагируя на внешние раздражители, потянулся из зала. Здесь и сейчас он доволен, но…

— Ты главный, — напоминаю ему, и (это важно!) объясняю свою инициативу:

— Я… — пауза, во время которой подбираю нужные слова, пока ищу сигареты и прикуриваю, — как прокладка, на которую они могут обижаться, клапан для сброса пара.

Буйнов хмыкнул, тоже закурил и кивнул задумчиво, ничего не ответив. Ну да, понятно… сейчас его такая ситуация устраивает, но не сказав ни «да», ни «нет», он оставил себе пространство для манёвров в дальнейшем.

У него сейчас вообще всё сложно. Помимо «развода» с Градским, впереди начала маячить армия. Вариант «отслужить, как все[ii]», единственно верный и правильный ранее, в настоящее время не рассматривается, а рассматривается либо поступление в университет, либо…

… а вот что именно, не знаю, но очень может быть, что и «психическая» статья!

— Давай, что ли, покурим, — покосившись на Леру, предложил Александр, и я не сразу понял, что это такой эвфемизм для посещения туалета…

Сполоснув руки в ледяной воде, заодно напился, и вышел в коридор, устроившись на широком подоконнике, который местные украсили художественной резьбой по наслоениям краски, сообщая миру, кто из них козёл, и кто из преподавателей — сука плешивая.

Снизу жарят батареи, раскалённые так, что больно прикасаться. Сверху и в спину отчаянно дует из щелей в перекошенных деревянных рамах, и всё, как и всегда… как и везде…

Ожидая Сашку, сижу без особых мыслей, разглядывая то наскальную роспись, то унылый пейзаж за окном, выходящим на задний двор училища и составленный из нескольких кирпичных амбаров с ободранными крышами, блёклых тополей и кучи грязного снега, сваленного в углу двора.

Отвлёкся я на каблучки, вбивающиеся в пол так скандально, неотвратимо и решительно, как могут только женщины, идущие «поговорить». Женщины вообще многое могут выразить спиной, походкой и даже молчанием, красноречивым донельзя… и вот сейчас, кажется, говорить будут со мной.

— Миша, — киваю, борясь с желанием достать папиросу и проглотить слюну, ставшую внезапно