— Устроила мне веселую жизнь, когда я через полгода после свадьбы бросил правоведение. Довольно долго держался, но в конце концов попросту не выдержал.

Юнас Смеед отпивает глоток, Карен молча ждет продолжения.

— Папаша и Сюзанна наперегонки уговаривали меня одуматься. На время даже объединились, но когда старикан снова начал грозить, что лишит меня наследства, она и на него тоже страшно обозлилась. Ну а потом он равнодушно объявил, что решил продать квартиру на Фрейгате и что нам придется съехать.

— Хотя у вас родился ребенок? Он был настолько безжалостен или только попугать хотел?

— Да, пожалуй, в известном смысле он был безжалостен, но я его понимаю. С какой стати он должен нам помогать, если я не намерен ему подчиняться? Во всяком случае, я не собирался возобновлять учебу только потому, что на этом настаивает отец или жена. К тому же я давно подозревал, что дядя будет рад обойтись в конторе без меня. Не мое это дело.

— И ты решил вернуться в полицию. Опять надел форму….

— Ну да. Полгода патрулировал в Равенбю, а потом еще несколько месяцев оттрубил в Дункере, в службе общественного порядка, пока не появилось место начальника отдела. Подняться по службе было тогда довольно легко, помнится, в тот год как раз шла реорганизация.

— Но Сюзанна не обрадовалась?

— Шутишь? За один год семейной жизни со мной она переехала из шестикомнатной квартиры на Фрейгате в трешку в восточной Одинсвалле. К тому же я разрушил как все надежды на блистательную карьеру в юриспруденции, так и виды на наследование папашиной империи. Целый год мы почти не разговаривали.

— И тем не менее еще несколько лет прожили в браке?

— Да, по крайней мере на бумаге. И временами все функционировало вполне прилично. По службе меня постепенно повышали, и мы поменяли трешку на таунхаус в Санде. Стали лучше жить, вот и все. Только Сюзанне вечно было мало. Не могла она расстаться с мыслью, что мы могли бы иметь, и злилась, что мои родители не приглашают нас к себе. Но разводиться почему-то не желала. А я, н-да… мне, пожалуй, казалось…

Что так удобнее, думает Карен.

— Мне, пожалуй, казалось, что с разводом надо подождать, пока Сигрид не подрастет. Хотя сейчас не уверен, правильное ли это было решение, — безнадежно говорит он. — Боюсь, она тяжело переживала наши ссоры. Ты же встречалась с ней, — добавляет он, будто это объяснит, что он имеет в виду.

— По-моему, Сигрид в полном порядке, — осторожно говорит Карен, сознавая, что любое слово может вывести его из себя. — Немножко сердитая, но это, пожалуй, не так уж и странно.

– “Немножко сердитая”. Ты уверена, что встречалась с ней? Кольцо в носу видела? Не девчонка, а прямо бык какой-то.

— Ты преувеличиваешь. Мне бы все же хотелось, чтобы ты побольше рассказал о Сюзанне, о том, что происходило после вашего развода.

— Что ты хочешь знать? Она была помешанная на деньгах, расчетливая баба. Этого недостаточно?

Юнас допивает остатки джина с тоником, не в меру резко отставляет стакан, смотрит на часы. Карен наблюдает за ним с показным спокойствием; список вопросов далеко не исчерпан. Если не удастся получить все необходимые ответы здесь и сейчас, придется везти его в участок, а этого она хочет меньше всего.

— Ладно. — Она пристально смотрит на него. — Как я поняла, ваши с Сюзанной отношения были… отнюдь не теплые. И, по словам Сигрид, после развода лучше не стали. Можно спросить, из-за чего вы ссорились тогда? В смысле, после развода.

— По-прежнему из-за денег, из-за чего же еще, — цедит он. — У Сюзанны все вертелось вокруг денег. Черт побери, больше она ни о чем не думала.

Карен вспоминает дом Сюзанны, сравнивает его с тем, где находится сейчас. В Лангевике две спальни, белый ламинированный книжный шкаф и диван из “ИКЕА”. Чистенько и аккуратно, но в световых годах от этой огромной виллы в Тингвалле, с натуральными коврами, дорогими картинами и бассейном. Взгляд, каким она обводит гостиную, определенно выдает ее мысли.

— Это называется брачный контракт, — холодно роняет Юнас. — Весьма справедливо. С чем пришел, с тем и ушел. И точка.

— И она согласилась? Вот так просто?

— Нет, но у нее не было выбора, не правда ли? Да и у меня тоже, надо ведь было где-то жить. Нам пришлось согласиться, тем более что мы ждали ребенка. От начала и до конца идея моего папаши: без брачного контракта не будет ни квартиры, ни финансовой поддержки, ни работы. Конечно, я мог бы его расторгнуть, позднее, когда порвал со стариканом. Кто бы знал, как Сюзанна ныла. Но, пожалуй… н-да, не хотел я идти ей навстречу. А она, черт побери, просто рвала и метала.

— И когда вы развелись.

— она ничего не получила. Ничего, кроме тех немногих вещей, какие мы купили в браке. Зато каждый месяц получала деньги, очень много денег, если хочешь знать. Я платил добровольно, не совсем же я бессердечный. По крайней мере, пока Сигрид жила поочередно у нас обоих. Собственно, деньги предназначались для того, чтобы обеспечить Сигрид сносный уровень жизни в течение тех недель, когда она жила не у меня. Глупо, но я никогда не проверял, как Сюзанна их использовала.

— А как она их использовала?

Юнас, фыркнув, разводит руками, так что даже лед в стакане звенит по стеклу.

— Почем я знаю? Педикюр, шмотки, липосакция и прочая ерунда, без которой вам, женщинам, жизнь не жизнь. И уйма путешествий — Таиланд, Нью-Йорк, Испания. Кажется, даже в Турцию моталась.

И обувь, думает Карен.

— А дом в Лангевике, откуда он у нее?

— Это дом ее родителей. Мать у нее умерла еще до нашего знакомства, но папаша так и жил там, только перед нашим разводом угодил в больницу. Словом, хорошо, что дом пустовал и Сюзанна могла там поселиться.

Хорошо для вас обоих, думает Карен, удивляясь способности Юнаса превращать любое слово о Сюзанне в прямое или косвенное обвинение. Даже сейчас, когда ее нет в живых, он не в силах сдержаться.

— Значит, ее отец попал в больницу. И там умер?

Юнас пожимает плечами, всем своим видом показывая, что ему это неинтересно.

— Да, он здорово пил, и в конце концов печень отказала. Но я о родителях Сюзанны ничего почти не знаю, она никогда о них не говорила. Наверно, тоже не оправдали ее надежд.

— Еще один вопрос, и я ухожу. Как вышло, что в доме Сюзанны оказались твои отпечатки пальцев? Причем, по словам криминалистов, свежие и во многих местах.

Ой, сейчас ка-ак рванет! — проносится у нее в мозгу, потому что лицо начальника наливается кровью. А он вдруг начинает хохотать:

— Вот оно что, Эйкен, вот какой лакомый кусочек ты приберегла напоследок. Зря радуешься, нет тут ничего интересного.

— Будь добр, объясни, — устало говорит она.

— Я действительно ездил туда. Примерно неделю назад.