перед алтарем или священнослужителями, напоминали о древних жертвах всесожжения; возлияние святой водой было древней формой экзорцизма; процессии и люстрации продолжали древние обряды; облачения духовенства и папский титул pontifex maximus были наследием языческого Рима. Церковь обнаружила, что обращенные в христианство сельские жители все еще почитают некоторые источники, колодцы, деревья и камни; она сочла более мудрым благословить их для христианского использования, чем слишком резко нарушать обычаи чувств. Так дольмен в Плуаре был освящен как часовня Семи Святых, а поклонение дубу было стерилизовано путем развешивания на деревьях изображений христианских святых.90 Языческие праздники, которые были дороги народу или необходимы как катарсические моралисты, вновь стали христианскими, а языческие растительные обряды были преобразованы в христианскую литургию. Люди продолжали зажигать летние костры в канун Святого Иоанна, а празднование воскресения Христа приняло языческое имя Эостре, старой тевтонской богини весны. Христианский календарь святых заменил римский fasti; древним божествам, дорогим народу, было позволено возродиться под именами христианских святых; Деа Виктория из Бассес-Альп стала Святой Виктуар, а Кастор и Поллукс возродились как Святые Косма и Дамиан.

Лучшим триумфом этого толерантного духа адаптации стала сублимация языческих культов богини-матери в поклонении Марии. И здесь инициативу проявил народ. В 431 году Кирилл, архиепископ Александрии, в знаменитой проповеди в Эфесе применил к Марии многие из тех терминов, которые язычники Эфеса с любовью приписывали своей "великой богине" Артемиде-Диане; а Эфесский собор в том же году, несмотря на протесты Нестория, санкционировал для Марии титул "Богоматери". Постепенно самые нежные черты Астарты, Кибелы, Артемиды, Дианы и Исиды были собраны в поклонении Марии. В VI веке Церковь установила праздник Успения Богородицы на небесах и приурочила его к 13 августа, дате древних праздников Исиды и Артемиды.91 Мария стала покровительницей Константинополя и императорской семьи; ее изображение несли во главе каждой большой процессии, и оно висело (и висит) в каждой церкви и доме в греческом христианстве. Вероятно, именно крестовые походы принесли с Востока на Запад более интимное и красочное поклонение Деве Марии.92

Сама Церковь не поощряла мариолатрии. Отцы рекомендовали Марию как противоядие от Евы, но их общая враждебность к женщине как "слабому сосуду" и источнику большинства искушений к греху, робкое бегство монахов от женщин, тирады проповедников против прелестей и слабостей пола - все это вряд ли могло привести к интенсивному и вселенскому обожанию Марии. Именно люди создали самый прекрасный цветок средневекового духа и сделали Марию самой любимой фигурой в истории. Население возрождающейся Европы уже не могло смириться с суровой картиной бога, обрекающего на ад большинство своих созданий; и по собственной воле люди смягчили ужасы богословов жалостью к Матери Христа. Они хотели приблизиться к Иисусу - все еще слишком возвышенному и справедливому - через Нее, которая никому не отказывала и от которой не мог отказаться ее Сын. Одного юношу, рассказывает Цезарий Хейстербахский (1230), сатана уговорил отречься от Христа под обещание большого богатства, но не смог склонить к отречению от Марии; когда он раскаялся, Дева уговорила Христа простить его. Тот же монах рассказывает о брате-мирянине из Цистерцианского монастыря, который был услышан, как он молился Христу: "Господи, если Ты не избавишь меня от этого искушения, я пожалуюсь на Тебя Твоей Матери".93 Люди так много молились Богородице, что народная фантазия представила Иисуса ревнивым; одному из тех, кто завалил небо Ave Marias, Он явился (гласит красивая легенда) и мягко упрекнул его: "Моя мать очень благодарит тебя за все приветствия, которые ты ей делаешь, но все же ты не должен забывать приветствовать и меня".94 Как суровость Яхве потребовала Христа, так и справедливость Христа нуждалась в милосердии Марии, чтобы смягчить ее. По сути, Мать - древнейшая фигура в религиозном поклонении - стала, как пророчески неверно представлял ее Мухаммед, третьим лицом новой Троицы. Все присоединились к ее любви и хвале: бунтари вроде Абеляра преклонялись перед ней; сатирики вроде Рютебефа, яростные скептики вроде странствующих ученых, никогда не осмеливались сказать о ней ни одного непочтительного слова; рыцари клялись служить ей, а города дарили ей свои ключи; Поднимающаяся буржуазия видела в ней освящающий символ материнства и семьи; грубые мужчины гильдий - даже богохульствующие герои казарм и полей сражений - наравне с крестьянскими девами и убитыми горем матерями приносили к ее ногам свои молитвы и дары.95 Самой страстной поэзией Средневековья стали литании, в которых с нарастающим пылом провозглашалась ее слава и выражалась просьба о помощи. Ее изображения появлялись повсюду, даже на углах улиц, на перекрестках и в полях. Наконец, в двенадцатом и тринадцатом веках, во время самого благородного зарождения религиозного чувства в истории, бедные и богатые, скромные и великие, духовенство и миряне, художники и ремесленники посвятили свои сбережения и мастерство, чтобы почтить ее в тысяче соборов, почти все посвященных ее имени или имеющих в качестве главного великолепия какую-нибудь дамскую капеллу, отведенную под ее святыню.

Была создана новая религия, и, возможно, католицизм выжил, поглотив ее. Появилось Евангелие от Марии, неканоническое, невероятное и неописуемо очаровательное. Люди рождали легенды, монахи их записывали. Так, "Золотая легенда" рассказывала о том, как вдова отдала своего единственного сына на зов родины; юноша попал в плен к врагу; вдова ежедневно молила Деву искупить и вернуть ей сына; когда прошло много недель без ответа, женщина выкрала скульптурного Младенца из рук Девы и спрятала Его в своем доме; тогда Дева открыла темницу, освободила юношу и сказала: "Скажи своей матери, дитя Мое, чтобы она вернула Мне Моего Сына теперь, когда Я вернула Ее".96 Около 1230 года французский приор Готье де Коинси собрал легенды о Марии в огромную поэму из 30 000 строк. В ней мы видим, как Дева исцелила больного монаха, заставив его сосать молоко из ее дусиной мамеллы; разбойник, который всегда молился ей, прежде чем приступить к краже, был пойман и повешен, но его поддерживали ее невидимые руки, пока ее защита не была замечена, и он был освобожден; И одна монахиня, покинувшая свой монастырь, чтобы вести греховную жизнь, вернулась через много лет в сокрушенном раскаянии и обнаружила, что Богородица, которой она никогда не пропускала ежедневную молитву, все это время занимала ее место причетника, так что никто не замечал ее отсутствия.97 Церковь не могла одобрить все эти истории, но она устраивала большие праздники в честь событий из жизни Марии - Благовещения, Посещения, Очищения (Candlemas), Успения; И наконец, уступив призывам многих поколений мирян и монахов-францисканцев, она позволила верующим поверить, а в 1854 году заставила их поверить в