– Придется рисковать, – сказал комиссар вслух, вызывая заместителя.

Виом консорт-линии развернул дрожащий лучик света в плоскость, потом в объем передачи. Перед Полуяновым возник Джон Булл, сменивший Басанка на посту заместителя в связи с недавними событиями – бегством с Земли сына Павла Жданова и дочери скульптора Ромашина.

– Обеспечь мне «эшелон» до Златограда, – сказал Полуянов.

– Режим? – невозмутимо поинтересовался Булл, предпочитавший лаконичную речь.

– ВВУ.

– «Эшелон» будет готов через пять минут.

Виом связи свернулся в световую нить, угас.

Полуянов прошелся по «деревянному» полу модуля, размышляя, все ли он предусмотрел, и спустился к кабине индивидуальной ветки метро.

Вскоре он в сопровождении витса охраны добрался до Златограда, сел в служебный куттер и направился к ажурно-ветвистому зданию столичного видеоцентра, построенного еще в прошлом веке на одном из киевских холмов. Вспомнилась двадцатипятилетней давности встреча с командой из другой Ветви Времен, на Земле которой Златоград назывался Киевом, Новгород Санкт-Петербургом, а столицей была Москва. Мимолетно подумалось: где эти люди сейчас? Ивашура, Костров, Рузаев, Таисия, Вероника… На чьей они стороне? Но в это время куттер совершил посадку на VIP-площадке, и мысли комиссара свернули в другое русло. И хотя он знал, что его прикрывает особая бригада охраны по императиву ВВУ, все же не преминул запросить дежурного по Управлению:

– Я Полуянов, режим запущен?

– Вы в поле «Эшелона», – доложил дежурный. – Гарантия безопасности девяносто пять процентов.

– Могли бы обеспечить и девяносто девять, – проворчал Полуянов, зная, что такие гарантии невозможно обеспечить даже Президенту Земного Пула и членам Правительства.

Рядом сел флайт с обоймой Джона Булла.

Комиссар и его заместитель в сопровождении обоймы телохранителей: два витса, двое «живых» людей – проследовали в здание.

– Вас ждут, – появился в просторном и тихом холле видеоцентра вежливый сопровождающий – динго местного инка. Несмотря на то что в холле разговаривали одновременно десятки людей, спецаппаратура здания гасила звуки до почти неслышного шелеста.

– Кто? – полюбопытствовал Полуянов.

– Руководство четвертого канала.

Полуянов и Джон Булл переглянулись.

– Это становится интересным, – процедил сквозь зубы Федор.

– Проверить помещения горизонта, – дал команду в эфир Булл.

– Идемте, – оглянулся на них проводник.

Коридор, пандус, малый холл, прозрачные перегородки, отделяющие технологические зоны от студий, еще коридорчик, ряд дверей в кабинеты творческой элиты канала.

– Все чисто, – доложили по рации контролеры «эшелона», имеющие сканирующую пространство аппаратуру. – Вооруженные люди отсутствуют.

Дверь в рабочий модуль директора четвертого канала свернулась валиком, открывая вход. Первым в нее шмыгнул витс-телохранитель, ничем не отличающийся от живого человека, за ним Джон Булл и еще один охранник. Полуянов степенно прошествовал последним.

Кабинет известного мастера видеоновостей представлял собой склон горы с пятачком свободного от камней участка – так был настроен видеопласт кабинета. Мужчина в черном, с пышной седой шевелюрой и прозрачно-серыми цепкими глазами, стоящий на краю «обрыва», оглянулся на гостей и выключил видеопласт.

Горный пейзаж пропал, появились телесного цвета стены с рисунком «вен», пол с модной «деревянной» структурой, белый потолок, испускающий ровный дневной свет. Затем из пола выросли кресла, столик для фруктов и напитков, рабочий стол хозяина с «кактусом» вириала инка.

– Здравствуйте, комиссар, проходите, не стесняйтесь, – сказал Ромашин – это был он, – радушно поведя рукой. – Присаживайтесь.

– Что это значит?! – осведомился Полуянов, сдерживая раздражение. – Где Щагольский? Мне сказали, что он ждет меня у себя.

– Вы неправильно поняли, – остался невозмутимым скульптор. – Вас вызвал не Щагольский, и даже не я, – Ромашин усмехнулся, – и не Тирувилеиядаль.

– Что за чушь! А кто?

– Сейчас узнаете. Это очень приятный сюрприз.

– Если вы немедленно не объясните, что происходит, я…

– Да вот они, – оглянулся Ромашин.

Стена сзади него разошлась лепестками лилии, и в образовавшийся проем один за другим вошли пять человек: Павел Жданов, Атанас Златков, Григорий Белый и двое молодых людей – Ивор и Мириам.

– Привет, комиссар, – сказал Жданов. – Узнаешь?

Полуянов несколько мгновений смотрел на него с ничего не выражавшим лицом, поднял было руку, опустил, быстро оглядел группу и снова замер, зачарованно вглядываясь в слабо улыбавшегося Жданова. Наконец хрипло выговорил:

– Не может быть!

– Мы тоже не надеялись свидеться, – проговорил Павел, кивнул на Ивора с Мириам. – Если бы не эти молодые люди.

– Значит, сын все-таки нашел тебя…

– Как видишь. – Павел не стал объяснять комиссару, что Ивор не является его сыном. – Итак, у нас к тебе дело.

Полуянов очнулся, махнул рукой заму.

– Выйди.

Джон Булл посмотрел на него непонимающе, заколебался.

– Выйди! – рявкнул Полуянов, кинул взгляд на телохранителей. – Вы тоже!

Охранник и заместитель вышли.

Полуянов изобразил улыбку, бросился было обнимать Жданова, но встретил вежливое неприятие и отступил.

– Как я рад вас видеть! Думал, уже не найду…

– Ты ошибался, эмиссар, – бесстрастно проговорил Белый.

Полуянов споткнулся, застыл на мгновение, словно не веря ушам, быстро глянул на Белого, рассматривающего свои ногти с брезгливо поджатыми губами, исподлобья глянул на Павла.

– Ч т о он сказал?!

– Да все нормально, Федор, – меланхолически произнес Златков. – Мы понимаем, что вербовали тебя с применением программатора, поэтому где-то даже сочувствуем. Не ты, так кто-то другой стал бы здесь эмиссаром Палача. Выслушай наши предложения и попробуй пойти на компромисс.

– Да вы не представляете!..

– Представляем, – растянул губы в холодной усмешке Белый. – Между прочим, наша беседа сейчас записывается, и в случае необходимости передача выйдет в эфир.

Полуянов побледнел, шагнул к двери, но Григорий встал у него на пути, и комиссар сдержал желание вызвать охрану и задержать всех вернувшихся.

– Чего вы хотите?

– Во-первых, отдай нам дриммер.

Брови Полуянова прыгнули вверх, он с изумлением оглядел лица присутствующих, сдержал нервный смех.

– Однако, пустячок, а приятно. А если его у меня уже нет?