В течение августа делегаты читинского Собрания по собственной инициативе вели переговоры с командирами партизанских отрядов в Восточном Забайкалье. Командиров убеждали в слабости власти Семенова и в готовности Собрания взять в свои руки «полноту власти». В этих условиях, под предлогом усиления «коммунистического влияния» в читинском «парламенте», 21 августа Семенов принял решение о перерыве в работе Собрания и о возобновлении сессии только с 1 октября 1920 г. Одновременно Главком назначил генерал-лейтенанта А. В. Сыробоярского, считавшегося убежденным монархистом, на должность вр.и.о. начальника военного и морского управления. А вместо ушедшего в отставку генерала Лохвицкого, крайне недовольного слабостью политических позиций Главкома, его «заигрываниями с демократами» и, особенно, его попустительством по отношению к правонарушениям «семеновцев» (чинов Азиатской дивизии Унгерна), командующим армией (с 22 августа 1920 г.) стал генерал-лейтенант Г. А. Вержбицкий, получивший указание укрепить дисциплину и устранить бессистемность в организации отдельных частей и крупных войсковых соединений. И хотя Вержбицкий, в отличие от Лохвицкого, был готов к компромиссам с Краевым Собранием, становилось очевидным, что вооруженное сопротивление войскам ДВР будет продолжаться несмотря на соглашение с Владивостоком[971].

Но положение на фронте не улучшалось, а политический кризис в Забайкалье был налицо. Главком Семенов, принимая условия Хадабулакского соглашения, решился подписать акт, окончательно ликвидировавший его диктаторские полномочия. Вся полнота гражданской власти в крае передавалась им Народному Собранию, он же сохранял за собой верховное командование войсками и полномочия Походного атамана. Свои приказы Семенов отдавал теперь от имени «Главнокомандующего вооруженными силами» (без территориальной конкретизации) и «Походного атамана казачьих войск Дальнего Востока».

Созванный в Чите 30 августа 1920 г. Чрезвычайный съезд представителей дальневосточных казачьих войск подтвердил доверие Семенову и просил «принять самые энергичные меры к скорейшей ликвидации отдельных правительств Востока и всех антигосударственных сил». Несмотря на то, что в распоряжении «походного атамана» находилось специальное управление из мобилизационного, инспекторского, хозяйственного и инородческого отделений, «Конституция 24 июля», возрождавшая традиции «третьеиюньской монархии», просуществовала ровно месяц[972]. Подписанию акта о передаче гражданской власти Собранию сопутствовал особый манифест-обращение «К русским людям Забайкалья и войскам», написанный В. С. Завойко (бывшим адъютантом генерала Корнилова) 25 августа 1920 г. (в Харбине Завойко возглавлял отделение созданной в САСШ Лиги свободы и прав человека). В нем весьма красноречиво говорилось о подписанном соглашении и о подготовке объединения с Приморьем, недвусмысленно заявлялось о необходимости прекращения гражданской войны: «Довольно нам быть безвольной болванкой в руках тех или иных интервентов. Довольно быть безмозглыми дураками на пользу и радость всех нас окружающих… Вы – крестьяне, казаки, буряты и граждане городов! Вы – действительные хозяева Земли Русской и ее далекой окраины – Дальнего Востока. Не следует учить вас ни слева, ни справа никому, ни большевикам, ни монархистам и слугам бывшего царского режима, как вам жить надлежит. Вы сами знаете, как вам жить следует, и как жить вы хотите. Преступно, пользуясь вашим долготерпением, забитостью и невежеством – наследием павшего режима – навязывать вам те или иные формы государственного устройства и жизни. Преступно и подло делать это как со стороны большевиков, так и со стороны обломков старого строя… Вперед – под сень власти и мощи полноправного Русского Народа!».

Этот «Манифест» кроме Семенова подписали генералы Вержбицкий и Сыробоярский. В приказе войскам Главком отмечал, что соглашением о «слиянии в единое целое Приморской и Забайкальской областей… заложен первый камень фундамента строящейся российской государственности на Дальнем Востоке». Вообще идеи новой «государственности» оказались тесно связаны с идеями «федерализации» России, разделения на «штаты» (по аналогии с САСШ), которые разделял Завойко.

С другой стороны, по сведениям участника партизанского движения на Дальнем Востоке П. С. Парфенова (Алтайского), Семенов (как и Врангель летом 1920 г. в Крыму) пытался наладить сотрудничество с командирами партизанских отрядов Якимовым, Серышевым и Шиловым, обещая им должности командиров корпусов и чины генерал-майоров, если они присоединятся к его войскам для совместной борьбы с большевиками. Во время допроса арестованный в Дайрене и вывезенный в СССР Семенов (5 сентября 1945 г.) отмечал, что одновременно с «Хадабулакским актом» им велись «переговоры с советским правительством» через посредство вышеназванного Завойко.

Японские войска и тыловая администрация, отступая из Забайкалья, не исключали возможности одновременного вывода в Маньчжурию русских войск и беженцев. Однако Семенов, очевидно, рассчитывал на перспективы продолжения военных действий. К осени 1920 г. после успешно проведенных операций против красных партизан были заняты Нерчинск, Сретенск, Нерчинский Завод. Основной коммуникационной линией, вдоль которой располагались части трех корпусов Дальневосточной армии, стала линия Транссибирской магистрали и КВЖД от Читы до Даурии. На ней располагались крупные города и железнодорожные станции Забайкалья. Однако сил для того, чтобы не только прикрыть пути отхода в Маньчжурию, но и попытаться перейти в контрнаступление, у Белой армии уже не было. Всего 25 тысяч бойцов на более чем 400-верстный участок фронта с трудом сдерживали фронтальные и фланговые удары, наносившиеся силами армии ДВР и красных партизан[973].

Готовность к продолжению вооруженной борьбы была характерна для «каппелевцев». По оценке генерала Петрова «хадабулакский акт» и обращение к населению («пьяный манифест», по мнению «каппелевцев». – В.Ц.) у многих вызвали недоумение и способствовали только дальнейшему расколу в войсках. Генерал Лохвицкий, из Харбина, заявил, что этим актом Атаман Семенов уничтожает силу указа Верховного Правителя от 4 января, и потому он с армией отказывается дальше признавать Атамана как Главнокомандующего… В армии начинаются еще большие недоразумения».

Выражая настроения «каппелевцев», генерал Петров считал, что поступок атамана в определенной степени объясняется сугубо политическими «расчетами», хотя и не оправдывает его. «Атаман, созывая Народное Собрание, совершенно не склонен был выпускать из своих рук ни Армию, ни золотой запас; он предполагал «возглавлять». На этом начались первые и серьезные разногласия. Правительство, учитывая отсутствие в своих руках реальной силы, решило пойти на компромиссы с тем, чтобы постепенно завоевать намеченные позиции; оно понимало, что в нем нуждаются для успокоения Забайкалья.