еще… когда вся же эта куча-мала и шарашкина контора в одном и сразу — имеет под собой не только и прямо-таки непаханое поле для своего же все развития, фантазии и воображения… но и ко всему же еще полностью практически уже и отсутствующего организма, который, как и все же почти: вроде бы и есть, а вроде бы и нет. Только и чуть больше. И хуже. Ведь и как я уже сказал сам выше — смешался не с тем.

И, внимание, да, прозвучит сейчас страшно, но… сказав же и это все, как и то же все ранее, да и зная же, самое главное, конец на и в тот же еще момент времени… мне так захотелось… продолжить это! То есть: расхотелось. И… как и кому опять же посмотреть совсем. Полностью! Просто… захотелось забиться вусмерть и… не лечиться, не вылечиться и не излечиться. Уйти, да! С ней и… к ней. За ней! За той же и все, что породила и вырастила же меня. Что любила и верила… надеялась на и в меня! Как и перед этим же еще… за сутки или час до конца… найти ее! И даже если вдруг и не переродилась… прийти к ней, на ее же все место… Или когда и… пусть она меня уже и не помнит, не вспомнила бы ведь уже и точно к тому моменту… Да и вовсе же… исчезла… Физически, не духовно и… все во мне… И, знаете, не из рубрик «Опять двойка», «Блудный сын вернулся» или «Ты не ждала, а я тут приперся»… а именно и сказать: «Смотри, мам, я такой же, как и ты… тогда! Только я и… сейчас». И пусть… не поверит. Отнесет к болезни… Испугается… Да даже и проклянет! Или и вовсе же… никак не отреагирует. Да и тем более если… когда меня и самого же за это… разглашение и раскрытие… не знаю… тайны, секрета мироздания… да и, чего уж там, вселенной… как все помеху балансу и равновесию… накажут! Я буду знать за себя, что смог и сделал: сказал. И пусть и не все… Не испугался! Да и принял решение наконец, решив для себя. Она же мне одна за двоих — маму и отца заменила, окутав всей возможной и не заботой и любовью… Она! Никто другой и… иной. Никто кроме! И к чему же это все тогда и дальше, больше — без нее? Зачем? Нужно и надо ли? А если и да, то и кому? И будто бы… сам дьявол в и на тот же момент — раскрыл мне свои широкие и горячие объятия для распятия, предлагая лучший исход и такой же легкий выход! Но и вот только… правильный ли, да? Чтобы спустя… и почти такой же плюс-минус промежуток времени… я отдал же ей все свое-ее, передав лично из рук в руки и… с глазу на глаз. Будь то живое или… не! Но и это же еще… так я лишь только и на задворках подумал. Когда же в сознании и моменте — почти что ведь и согласился! Почти что и нырнул с головой в это же его огненное марево, геенну адскую… Чтоб уже не заместить, а и именно совместить одну боль с другою, как и тело с душой… Если бы не остатки совести… вместе и с теми же все самыми осадками сомнений… что уже и вместе не столько проклевывались, сколько начали прямо клевать и выклевывать же меня уже самого и изнутри же наружу: «Этого ли она действительно хотела тебе и для тебя же, оставляя без себя здесь? И да, не сама… Как и пусть и, по сути-то, никому и ничему… Не для кого и не для чего… Бессмысленно. Но! Только же вновь — и лишь для тебя! Для и про себя же все — борясь… почти же как и перед этим же еще все, ведь и после же уже и поболее… за твою же жизнь, не существование, как и свое же, не его, продолжение… за свое же наследие и династию… за свою же и жизнь в тебе, в конце-то концов… чуть ли не со всеми же мирами разом… став против него и всех же, вся в нем… и только лишь за и для тебя! Этого ли, а? Вряд ли!». Я должен был стать не бабочкой, летящей на маяк, а тем самым маяком — на который и после полетят, слетятся и прилетят же остальные… такие и не… бабочки! И именно — во множественном числе. Как и когда-то же я сам, и… отец… на нее же! Не говоря же уже и о том, что и я же — на то и то самое же исключение, когда же и он — правило чтобы и так же все исключать любые отрицательные и негативные… пагубные мысли. И не только — в своей голове, но и в их… так же и не… но потерянных и больных… во всех же смыслах!

Теперь я — должен был перенять это и быть, стать тем мая-ч-ком, каким… и без именно этого «ч»… была для… меня она! Тем… светом, на который и полетят эти самые пораженные болезнью мотыльки… со всей тьмы. Да и какой бы даже степени это самое поражение ни было. Как и какой бы сама же их тьма… болезнь ни была! Я не должен опалить их крылья. Как и не должен дать повода для опускания их… А уж и тем более — для накладывания же их на себя! Должен приютить, обогреть, накормить… и, как далее и не в сказке же уже все, спать уложить. Обеспечив при этом еще равномерным уютом и заботой — за счет и все того же своего тепла: внешнего и внутреннего. Должен дать надежду, веру и любовь… на то, что рано или поздно… в свое и каждого лишь время… темнота рассеется и тьма отступит, отпустит и… все пройдет! Все же проходит и это… И да, конечно, пусть и не все забудется, как и сотрется! Но и обязательно будет хорошо. По-другому просто и быть не может и не будет: ведь и они тоже недостойны обратного! Да и даже… а там и тем более… если и мне самому никто и ничто не поможет. Не спасет… Надо просто пронести этот остаток своего