Таба вмиг разделся догола, и Кас тоже. Таба унес рубашку Каса в свой угол, бережно разгладил, сложил и пристроил на полку над лежаком, а сам натянул запасной повседневный ихрам, еще страшней прежнего, и понесся дальше работать, на бегу крикнув Касу спасибо. Вдруг он обернулся и крикнул еще:

– Зачем?

– Чтобы разбойники не польстились.

Кас был уже одет в рубаху и замызганный ихрам Табы.

Таба окинул взглядом его наряд, прокричал:

– Точно не польстятся! – и умчался на конюшню.

Кас отправился в город – на постоялый двор, где останавливались караванщики. Он часто носил им послания от господина, иногда выпивал с ними. Эти люди знали его и доверяли. Кас рассказал им о своем поручении.

Они сказали:

– Сейчас? Никто не ходит через Сес-Хаб в это время года.

– Я должен выйти в путь завтра.

Они только головой покачали.

Один сказал:

– Старый Хабгалгат знает то, что тебе нужно. Ты найдешь его на базаре, в палатке торговца перцем.

Кас застал старика среди подносов с зернами перца и сказал:

– Мне нужно дойти через пустыню в Анун.

– Сейчас караваны туда не ходят. И еще месяц не будут, пока не начнутся дожди.

– А я должен. Господин посылает дар святому человеку в Ануне.

Старик сморщился. Лицом он походил на пустынную черепаху.

– Господин дал тебе коня? А лучше бы мула.

– Я должен идти пешком, один.

Старик медленно повел черепашьей головой из стороны в сторону.

– Неразумно, – проговорил он.

Кас терпеливо развел руками, будто говоря: так уж тому быть.

Старик, помолчав, кивнул:

– Я расскажу тебе про старый путь. Он идет вдали от караванных троп. Севернее. От оазиса до оазиса, пешим шагом. Пятнадцать дней. У тебя хорошая память?

Кас кивнул.

– Тогда иди сюда, в палатку, и слушай.

Они уселись, скрестив ноги, и Хабгалгат сказал:

– Вот как тебе нужно идти.

Полузакрыв темные черепашьи глаза и глядя прямо перед собой, будто воочью видел дорогу, он стал перечислять приметы и знаки, извивы и повороты старинного пути через пустыню, которым ходил, когда еще не было караванов.

Кас внимательно слушал и сохранял слова в уме. Это умение он освоил, передавая слово в слово поручения господина. Когда старик закончил объяснения, Кас сказал спасибо и спросил, чем его отблагодарить.

– Кто тот праведник, к которому ты идешь?

– Матуа.

– А! Нет более великого святого во всех городах, – сказал Хабгалгат. – Что за подарок посылает ему твой господин?

– Бутыль с водой.

– Должно быть, то вода из самой Райской реки. Горло у меня пересохло от долгих разговоров. Дай мне пять медных монет на кувшинчик вина.

Кас дал ему десять.

Старик ухмыльнулся:

– Да ты, братец, богач, хоть и одет в мерзкие лохмотья! Иди ночью. Спи днем – так, чтобы голова была в тени. Если источник возле Узких скал пересох – а это случается в такое время года, – копай поглубже песок в его русле, под самым утесом. Да будет твой путь благословен!

– Да будут все твои пути благословенны, – ответил Кас.

Он купил на базаре пару новых сандалий с крепкими подошвами, вяленого мяса, лепешек с финиками и твердого овечьего сыра, затем вернулся домой, лег и проспал пару самых жарких часов. Под вечер он пошел на половину служанок, повидаться со своим сердечным другом, служанкой Ини. Они уединились в комнатушке за кладовой. Господин об этом закутке не знал, а для слуг это было прямо-таки священное место. Слугам не разрешалось жениться, но они считали, что у таких пар, как Кас и Ини, есть все права женатой пары, пускай лишь в пределах одной крошечной комнатки.

Они любили друг друга долго и нежно на матрасе в тесной жаркой комнатушке. Кас рассказал о своем поручении и о том, какое путешествие ему предстоит.

– Пересечь пустыню, в одиночку? – воскликнула она.

И больше ничего не сказала, чтобы не тревожить его своими тревогами. Когда он отправлялся в путь, Ини принесла ему два куска легкой грубой ткани из своего сундучка, для защиты от солнца в пустыне. Потом сбегала на кухню, взяла четыре апельсина и отдала Касу. Они крепко обняли друг друга и попрощались.

Солнце клонилось к западу, когда Кас вернулся в помещение, где жили слуги-мужчины. Он сложил в заплечный мешок припасы, купленные на базаре, ткань и апельсины, которые дала ему Ини, прицепил к мешку бурдюк с водой, сделанный из козьей шкуры, и кувшин, предназначенный в дар. Деньги, что остались, и нож он сложил в кожаный поясной кошель, даже не стараясь его скрыть.

Друзьям он сказал:

– Увидимся через месяц.

Они пожелали ему счастливого пути, и он им тоже и пошел на восток, через город и дальше, к холмам. При свете восходящей луны перед ним раскинулась бледная пустыня – от сумрачных подножий холмов до самой дальней дали, где над землей поднимаются звезды.

К рассвету холмы остались позади, а впереди через пустыню темной полосой протянулась караванная дорога. В конце ее, сияя нестерпимым блеском, вставало солнце. Свет и жар ударили в лицо.

При свете дня стали видны следы проходивших по дороге людей и животных – отпечатки копыт на земле, что весной размокла от дождей, а сейчас стала твердой, как камень, обрывки мешковины, кучки навоза, ремень от порванной сбруи. Больше никаких признаков жизни. Ничто не нарушало тишину. Несколько часов Кас шел в раскаленном безлюдье и наконец увидел тропу, уходящую от караванного пути к северу.

Старый Хабгалгат говорил, что в том месте, где дорога разветвляется, насыпана горка белых камней. На песке кое-где валялись белесые камни, но никакой горки не было. Тропа, ведущая на север, была ясно видна, однако не было на ней следов ни людей, ни лошадей.

Если это и впрямь старый путь, он до вечера приведет к источнику возле Узких скал. На караванной дороге воды не встретится вдвое дольше.

Кас отпил один долгий глоток из бурдюка. Воды осталось совсем мало. Кас повернул на север. Он упрямо шагал вперед в безмолвном жарком сиянии. Уже перевалило за полдень, когда он увидел впереди мираж в виде опрокинутого холма над дорогой. Вскоре начались невысокие холмы, а к северу показались утесы. У дороги они были чуть ниже, и вот он подошел к тому месту, которое старый Хабгалгат называл Узкими скалами.

Камень с души свалился – он в самом деле на старом пути, идет правильно. Однако жара в долине между скал словно в печке. Выложенный камнем источник пересох, и пальмы, что раньше давали ему тень, почти совсем зачахли. В бурдюке воды осталось на