ли пару слов сказали, но улыбчивый братец, заметив, как он обмывает натертые седлом ляжки, дал ему пару шаровар. И едой они с ним поделились. Кас тоже выложил, что у него было. Дядюшка и двоюродные братцы вежливо взяли кто кусочек сыру, кто половинку финика и жестами показали, что сыты, больше ни крошки не влезет. Сын даже смотреть не хотел на Каса и его еду, но постоянно косился издали, будто подозревал, что Кас того и гляди их ограбит, зарежет или ускачет на чалом муле. Мальчишка изо всех сил старался доказать, что он мужчина. Взрослые относились к нему с великим терпением.

Как только жара начала спадать, они снова сели в седла и отправились дальше. Их тени, удлиняясь, тянулись перед ними. Подвески на уздечках и седельных сумках приятно позвякивали – будто вода журчит.

Лошади у кочевников были худые, неказистые, но постепенно Кас оценил их выносливость и отвагу. Мулы были крупные, умные и красивые. Слушая разговоры кочевников на привале, он понял, что четырех мулов рассчитывали продать на стоянке дальше к югу – его чалого, гнедого и двух великолепных серых. После встречи с Касом дядюшка решил рискнуть идти в Анун, где мулов можно продать вдвое дороже, если только получится войти в город и выйти снова живыми.

На караванной дороге источники попадались намного реже, чем на старом пути, но кочевники, как и караванщики, везли с собой довольно воды, чтобы хватало и людям, и животным на долгий сухой перегон от одного оазиса до другого. Двигались они быстрее пешего и останавливались ненадолго. После четвертой ночевки с кочевниками, одиннадцатой за все путешествие, восходящее солнце высветило вдали за песчаной плоскостью пустыни золотую искру – шпиль самой высокой дворцовой башни в Ануне.

Сперва показалось, что в город удастся войти без всяких затруднений – стражники у Пустынных ворот не стояли на посту, поскольку не ждали, что кто-то появится из пустыни Сес-Хаб в самый жаркий месяц года. Но едва путники пешими вошли под своды ворот, ведя в поводу лошадей и мулов, как сидящий у обочины назойливый нищий завопил во все горло: «Кочевники!» Дремлющие в караульне стражи мигом проснулись и выбежали наружу, тоже с криками: «Кочевники!» Вскоре перед ними уже стояли трое стражников и небольшая толпа зевак.

Дядюшка держался позади, предоставляя Касу выступать главой маленькой процессии. Кочевники стояли молча, склонив голову и держа лошадей и мулов под уздцы.

Первый стражник, широкоплечий и грузный, выхватил саблю и строго спросил:

– Кто вы? Что вам здесь надо?

Дядюшка не говорил Касу, какая роль ему отводится в этот опасный миг, но тот и сам понимал, что от него требуется.

– Я слуга купца Митрая из Банкалы, несу от него подарок праведнику Матуа, – сказал Кас.

Он привык говорить уверенно, хоть и без вызова, выступая от лица господина.

– Эти люди помогли мне благополучно перейти с моей ношей через пустыню.

Он видел, что имя Матуа пользуется уважением. Однако стражник после недолгого колебания грубо сказал:

– Те, что с тобой, – кочевники. Нечего им делать в Ануне.

– Это родичи Матуа, ведут мулов на продажу в стойбище своего народа. Они уберегли меня в пути от разбойников. Они пришли с миром, сопровождая меня и дар, который я несу.

Кочевники стояли терпеливо и молча. Даже мулы их смотрели смиренно.

Стражник посовещался со своими товарищами. Один побежал и привел начальника стражи, а там явились и высшие должностные лица. Кас еще раз повторил свою речь. Его внимательно слушали. Поручение к святому человеку придавало вес его словам, и держался он хорошо, но к его спутникам отнеслись с подозрением. Чиновники перешептывались, качая головой.

Один из них, крупный мужчина в шапке с золотой кисточкой, все посматривал на серых мулов. Он обернулся к Касу и проговорил равнодушным тоном, какой бывает у людей, облеченных властью:

– Твой хозяин Митрай – достойный торговец, я знаю, и он отправил тебя к святому праведнику. Ты готов поручиться за этих песчаных крыс?

– Готов. Они пришли сюда только лишь из доброты ко мне и в надежде увидеться со своим святым родичем.

– И быть может, продать мулов у нас на базаре, – промолвил чиновник с золотой кисточкой.

Вдруг он заговорил с начальственной важностью, которую прочие чиновники приняли как должное:

– Впустить их в город! Пусть с ними постоянно находятся двое стражников, и пусть они не отходят от этого человека из Банкалы. Им дозволено посетить дом Матуа благословляющего, да будет он благословен. Им дозволено продавать скот на базаре. Им дозволено провести одну ночь в караван-сарае. Они должны уйти из города не позднее чем завтра, в это же время. Ты можешь остаться дольше, – прибавил он, обращаясь к Касу, а затем отвернулся и зашагал прочь.

Золотая кисточка раскачивалась, поблескивая на солнце.

– Хочет серых, – чуть слышно шепнул улыбчивый братец смуглому братцу, и тот чуть заметно кивнул в ответ.

Вот так вышло, что еще до полудня Кас повел вереницу людей в белых головных платках и животных с бренчащими украшениями на сбруе по улицам Ануна. Впереди вышагивали двое стражников, сзади бежала толпа мальчишек и поджарых бродячих собак. Горожане таращились на них с обочин, из дверей лавок, из окон и с балконов домов, громко и невежливо обсуждая их между собой.

Домик Матуа был невелик, сложен из камня и глины. В просторном дворе у колодца росли раскидистый инжир и старое апельсиновое дерево. В тени инжира дремал в плетеном кресле человек, у которого не было кистей рук и ступней ног. Неужели это Матуа? – изумился Кас. Но тут из раскрытых дверей дома выбежал одноглазый мальчик и объявил гостям, что хозяин занят благочестивыми размышлениями. Пусть приходят вечером.

– Можно нам взять воды из колодца? – спросил Кас.

Путь от последнего оазиса до городских ворот был долгий, и никто пока не предложил путникам напиться и напоить животных.

– Берите сколько хотите, – ответил ребенок. – В священном колодце воды хватит на всех!

Гордясь, что может быть щедрым, он притащил несколько ведер для лошадей и мулов. Кочевники напоили животных и наполнили их торбы овсом. Затем сами напились, вымыли руки, умыли запыленные лица и набрали воды в бурдюки.

Кас охотно провел бы весь день в этом пыльном тенистом дворике, дожидаясь, пока его примет святой праведник. Ему здесь сразу понравилось. Было спокойно, словно дома. Калека в плетеном кресле молчал и только поглядывал на них, сонно улыбаясь, будто был им рад. В тени среди блестящих темно-зеленых листьев блестели апельсины. Приятно пахло влажной пылью от пролитой воды.