президиума Съезда народных депутатов СССР» присваивая Ч. звание Героя Социалистического Труда.

На его надгробном памятнике так теперь и значится: «Герой Социалистического Труда поэт Чуев Феликс Иванович».

Лит.: Русский пламень: Стихи, ист. драма. М.: Сов. писатель, 1990; Сто сорок бесед с Молотовым. М.: Терра, 1991; То же. М.: Родина, 2019; Так говорил Каганович: Исповедь сталинского апостола. М.: Отечество, 1992; То же. М.: Родина, 2019; Несписочный маршал. М.: Совр. писатель, 1995; Ильюшин. М.: Молодая гвардия, 1998, 2010, 2014; Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы. М.: Ковчег, 1998; Молотов: Полудержавный властелин. М.: Олма-Пресс, 2000; Каганович. Шепилов. М.: Олма-Пресс, 2001.

Чуковская Лидия Корнеевна (1907–1996)

Строже человека, чем ЛК, в русской литературе, пожалуй, не было. Родной отец и тот на старости лет говорил, что «Лида — адамант. Ее не убедишь»[3103]. И многолетний любимый собеседник Д. Самойлов признавался, что ее боится[3104]. И даже А. Ахматова, — как рассказывают, — за ужином просила убрать со стола водочку, едва услышав, что приближается добродетельная ЛК.

Что же касается ее литературных суждений, то их страшновато перечитывать. И ладно бы только «Поднятую целину» она называла «шолоховской мурой», так доставалось ведь и А. Платонову («Я не люблю Платонова»), и В. Набокову («Талантливо и противно»), и В. Шаламову, и музе Маяковского («Л. Ю. Брик я терпеть не могла всю жизнь»)[3105], и музе М. Булгакова, и музе О. Мандельштама[3106], и, уж само собой, О. Ивинской, музе Б. Пастернака, о которой ЛК всегда «отзывалась с величайшим презрением»[3107]. Н. Тихонов? «Когда вспоминаешь „Брагу“, нельзя понять, как он дошел до такой беспросветной гладкости»[3108]. Л. Мартынов? «Вычурная бездарность». Проза Абрама Терца (А. Синявского)? «Дамское рукоделие». В. Катаев? «Великолепная проза. И пустая»[3109]. Б. Слуцкий? «Поэт, чья поэзия недоступна моему пониманию». А. Вознесенский? «Мерзопакостные вирши». Ю. Трифонов? «Не умеет писать». В. Распутин? «Да ведь это морковный кофе, фальшивка, с приправой дешевой достоевщины». В. Аксенов, наконец? «Пустовато, вульгарновато, претенциозновато»…[3110]

Возразят, и, конечно, справедливо, что все эти оценки взяты из дневников ЛК и ее писем и что она, если бы занятия литературной критикой были продолжены, высказывалась бы более осмотрительно. Возможно, но что делать, если после ее ядовитых статей 1953–1954 годов о современной детской литературе, с которых, собственно, и началась Оттепель[3111], ЛК от критики была отважена. Как отвадили ее и от прозы.

Понятно, что ни в сороковые, ни в пятидесятые годы нельзя было и помыслить о публикации «Софьи Петровны» — первой и, вероятно, единственной повести о сталинских репрессиях, написанной непосредственно по следам Большого Террора. Ее прятали, и известно, что тетрадку с рукописью «Софьи Петровны» накануне войны взял на хранение Исидор Моисеевич Гликин. В блокадном Ленинграде, незадолго до смерти от голода он прошел с одного конца города на другой и передал рукопись своей сестре, которая после войны вернула ее Лидии Корнеевне[3112].

Но вот уже 1960-е: прошел XXII съезд, Сталин вынесен из Мавзолея, и в ноябре 1961 года ЛК через А. Берзер передает рукопись А. Твардовскому[3113], а тот 30 января 1962 года отвечает безо всякого снисхождения:

Автору явно не под силу такой матерьял, как события 38 года. В повести до крайности обужен сектор обзора в историческом и политическом смысле. <…> Подробнее говорить об идейно-художественной несостоятельности повести нет необходимости. Автор не новичок, не начинающий, нуждающийся в лит. консультации, а многоопытный литератор и редактор, только взявшийся по-моему не за свое дело. Для «Нового мира» повесть, во всяком случае, совершенно непригодна[3114].

Непригодной она оказалась и для «Знамени», для «Москвы», так что сладилось вроде бы только с «Сибирскими огнями». С автором заключили договор, повесть отправили в набор, но в декабре 1962-го Хрущев, посетив Манеж, в очередной раз распушил «критиканов», и напуганный М. Лаврентьев, главный редактор, позвонил ЛК со словами: «В вашей повести не хватает фона общенародной жизни. Подумайте об этом»[3115].

Это приговор. А ведь ЛК уверена: «„Софья Петровна“ — лучшая моя книга»[3116]. ЛК раздосадована: «В общественном мнении я, как литератор, ничто»[3117]. Но и мысль закрадывается: «Я — не поэт, это правда. Да и не прозаик — обе мои повести бледны. Я — что-то другое…»[3118]. И, может быть, ее предназначение — не fiction, не плетение художественных кружев, а открытое и прямое слово? Как книга «В лаборатории редактора» (1960, 1963) — лучший до сих пор учебник, обучающий смыслу этой странной профессии. Как лежащие до поры в столе монументальные «Записки об Анне Ахматовой», без которых уже не обойтись любому историку, а не только историку литературы. Наконец, как вырывающиеся в сам- и тамиздат Открытые письма — М. Шолохову после его позорной речи на XXIII съезде КПСС (1966) или М. Алигер как ответ на попытку припудрить, замолчать, забыть преступления советской власти — и прошлые, и настоящие (1967).

Пишутся, конечно, и стихи, впервые появившись в Париже отдельной книгой «По эту сторону смерти» (1978). Не часто, но пишется по-прежнему и проза, так что к «Софье Петровне» и «Спуску под воду» (1949–1957) прибавляются основанные на автобиографическом материале повести «Памяти детства», «Прочерк» — очень, даже и на сегодняшний взгляд, достойные. «Но я, — уже на склоне дней говорит ЛК, — это „Не казнь, но мысль, но слово…“; но я — это „Записки об…“»[3119]. И «Процесс исключения» — обвинительный акт всей системе советской литературы, и защита И. Бродского, А. Синявского и Ю. Даниэля, по-читательски ей малосимпатичных, но неправедно гонимых, равно как А. Гинзбурга, П. Григоренко, М. Джемилева, других тираноборцев, и самоотверженная преданность А. Солженицыну — это тоже она.

Время ЛК вроде бы ушло, но книги ее остались. И спрос на открытое, прямодушное слово не только по-прежнему высок, но и растет с каждым новым событием нашей жизни. Есть, значит, зачем перечитывать эти и сегодня насквозь прожигающие книги.

Соч.: Записки об Анне Ахматовой: В 3 т. М.: Согласие, 1997; То же. М.: Время, 2007, 2013, 2022; Соч.: В 2 т. М.: Гудьял-Пресс, 2000; К. Чуковский — Л. Чуковская. Переписка. 1912–1969. М.: Новое лит. обозрение, 2003; Д. Самойлов — Л. Чуковская. Переписка. 1971–1990. М.: Новое лит. обозрение, 2004; Памяти Фриды. М.: Директ-Медиа, 2010; Процесс исключения. М.: Время, 2010; Избранное. М.: Время, 2011; Спуск под воду. М.: ФТМ, 2011; Л. Чуковская — Л. Пантелеев. Переписка. 1929–1987. М.: Новое лит. обозрение, 2011; Дом поэта. М.: Время, 2012; Софья Петровна. Повести. Стихотворения. М.: Время, 2012; Из переписки Александра Солженицына и Лидии Чуковской // Солженицынские тетради: Материалы и исследования. М.: Русский путь, 2012, 2013, 2014, 2016; <вып.> 1–5. С. 47–100, 43–92, 11–50,