Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ужас какой, — сказал я.
— У Цайтгайста не было лаборатории, всю работу он проделал в голове. — Мой осведомитель многозначительно постучал себя пальцем по виску и поцокал языком. — Наши контрразведчики знали, что он подошел очень близко к разгадке тайны космической бомбы, когда кончилась война. Они не оставили неперевернутым ни один камешек в его поисках после капитуляции Германии. Целые полчища людей из хороших семей были мобилизованы для выполнения единственной задачи — найти Цайтгайста. Немало таких поисковиков было найдено плавающими вниз лицом с простреленной головой в Рейне, Роне, Эльбе, Руре, Аллере, Альтмюле, Унструте и других реках. Они не были одиноки в своем поиске.
— Коммунисты, да?
— Вы уже об этом знаете? — с удивлением спросил он.
— Просто догадался.
— Как известно, — продолжил он раздраженно, — между реками Жапура и Путумайо находится ничейная земля, на которую когда-то претендовали Колумбия и Перу. Победила Колумбия, если можно назвать победой обладание территорией между Жапурой и Путумайо. Говоря «ничейная земля», я имею в виду, что ни один колумбиец и ни один перуанец никогда не имели желания поселиться там, а уитото[55] — в цивилизованном смысле слова — людьми не являются. Уитото живут голыми, в постоянном страхе перед соседями и омерзительно всеядны. Насколько омерзительно, я вам сейчас расскажу. — Он залпом осушил свой бокал. — Они едят ногоплодник чилийский, маис, ямс, земляной орех, перец, бананы, ананасы, ланей, тапиров, диких свиней, ленивцев, медведей, обезьян и… — Голос у него прервался, и он впал в состояние мрачного оцепенения, в котором пребывал минут десять.
— Омар Цайтгайст… Вы собирались мне рассказать, что с ним случилось, — напомнил я.
— Я к этому подхожу, — ворчливо сказал он. — Его нашли в Висбадене, в заброшенном Luftschutzraum[56].
— Прошу прощения?
Он сочувственно посмотрел на меня.
— За что? Что вы сделали?
— Ничего, — смущенно ответил я. — Просто я не знаю, что такое Luftschutzraum.
— Не страшно, — сказал он, отмахнувшись. — Было решено спрятать Цайтгайста на какой-нибудь территории, свободной от внешнего давления и коммунистов, где он сможет доработать последние детали космической бомбы. Насколько было известно, никаких коммунистов между Жапурой и Путумайо не водилось. — Он грустно улыбнулся. — Колумбийцы лишь предупредили: «Остерегайтесь перуанцев», а перуанцы — «Остерегайтесь колумбийцев». Никто не сказал дурного слова об уитото, и никто не знал, закончится ли дождь к тому времени, когда мы с Омаром Цайтгайстом прибудем туда. Если бы сказали, вероятно, у нас теперь была бы уже космическая бомба.
— Может, мы и без того слишком изгадились? — вставил я.
Он закрыл глаза и вздохнул.
— Из всех слов мышей и людей самые печальные: могло бы быть. — Он шарахнул кулаком по стойке. — Он был так блистателен! Он даже не заметил, как его переправили через Атлантику и поселили в хижине среди джунглей. Он считал, что по-прежнему пребывает в заброшенном Luftschutzraum, что в Германии царит демократия и что президентом является фон Гинденбург. Цайтгайсту не нужны были ни лаборатория, ни помощники. Ему нужно было лишь думать, пока я охранял его тело. Так мы и жили, только вдвоем, в окружении тропических влажных джунглей и уитото. Ему оставалось решить еще только одну проблему, чтобы завершить создание для человечества космической бомбы. Он почти закончил работу!
— Почти, но не совсем, как говорится? — спросил я.
— Не совсем, это точно. — Он заплакал, не стыдясь своих слез, потом нахмурился. — Уитото невежественны и дики. Насколько невежественны и дики, я, пожалуй, могу дать вам понять, сказав, что они верят, будто дождь проливает на землю маленькое белое существо, подобное эльфу. Они называют его Дилбо и не сомневаются, что оно скрывается в джунглях. Они всерьез считают, что, если бы удалось поймать, съесть Дилбо и сделать тамтам из его черепа, они могли бы вызывать дождь когда захотят, молотя по голове Дилбо. Им ничего не известно про способ конденсации дождя с помощью сухого льда и йодистого серебра. — Он закусил губу. — Какая жалость. Так или иначе, мы жили там только вдвоем, мы — и еще единственная проблема, оставшаяся неразрешенной. И вот однажды ночью Цайтгайст вскочил на ноги и бросился в джунгли с криком: «Эврика! Эврика! Эврика!», что в переводе с греческого означает: «Нашел! Нашел! Нашел!» — Мужчина смахнул слезы и храбро заставил себя улыбнуться. — Это был момент триумфа. Наверное, Цайтгайст стал единственным белым человеком на всем пространстве между Жапурой и Путумайо, когда-либо кричавшим по-гречески. — Он нахмурился. — Если бы только это не случилось в сухой сезон! Если бы только в то время не чахнул урожай чилийского ногоплодника и дикие свиньи не мигрировали на юг, к новым водопоям! Засуха — как назло — сделала уитото коварными и агрессивными.
Я был вне себя, — продолжал он, — на пределе человеческих возможностей. Четыре часа я прочесывал непроглядные джунгли, выкрикивая его имя. Бесполезно. Наконец, когда лучи восходящего солнца коснулись вершин Анд на западе, я решился обратиться за помощью к уитото.
Тут мой информатор закрыл глаза, словно концентрируя все свое внимание на воспоминании о том ужасном моменте, который он переживал теперь заново.
— У уитото есть эффективная система передачи информации с помощью гигантских барабанов, звук которых разносится на много миль вокруг, — сказал он наконец, стараясь, чтобы голос его не дрожал. — Я уже привык к их адскому грохоту, раздававшемуся и днем, и среди ночи, поэтому не придал особого значения тому, что грохот этот становился все громче по мере моего приближения к деревне аборигенов. Только пройдя уже через ворота, я отдал себе отчет в том, что деревенский барабан звучал по-другому. Это был не тот барабан. Его звук не был похож ни на один барабан, какой мне доводилось слышать раньше, — словно кто-то колотил по пустой автоцистерне слесарным молотком. — Он схватил мою руку и сжал ее до боли. — Внезапно я понял, что только одна вещь могла производить такой сверхъестественный звук. Измученные жаждой уитото нашли Дилбо!
— Вы хотите сказать… — начал было я.
— Да, Цайтгайста, — со стоном подтвердил мужчина. — Отцу космической бомбы пришел kaput, конец, fin — меньшее, что можно