bed,

That Trilobite he spoke to me

And this is what he said:

‘I don’t know how the thing was done,

Although I cannot doubt it;

But Huxley — he if anyone

Can tell you all about it:

‘How all your faiths are ghosts and dreams,

How in the silent sea

Your ancestors were Monotremes —

Whatever these may be;

How you evolved your shining lights

Of wisdom and perfection

From Jelly-Fish and Trilobites

By Natural Selection.

‘You’ve Kant to make your brains go round,

Hegel you have to clear them,

You’ve Mr Browning to confound,

And Mr Punch to cheer them!

The native of an alien land

You call a man and brother,

And greet with hymn-book in one hand

And pistol in the other!

‘You’ve Politics to make you fight

As if you were possessed;

You’ve cannon and you’ve dynamite

To give the nations rest:

The side that makes the loudest din

Is surest to be right,

And oh, a pretty fix you’re in!’

Remarked the Trilobite.

‘But gentle, stupid, free from woe

I lived among my nation,

I didn’t care — I didn’t know

That I was a Crustacean.[76]

I didn’t grumble, didn’t steal,

I never took to rhyme:

Salt water was my frugal meal,

And carbonate of lime’.

Reluctantly I turned away,

No other word he said;

An ancient Trilobite, he lay

Within his rocky bed.

I did not answer him, for that

Would have annoyed my pride:

I merely bowed, and raised my hat,

But in my heart I cried: —

‘I wish our brains were not so good,

I wish our skulls were thicker,

I wish that Evolution could

Have stopped a little quicker;

For oh, it was a happy plight,

Of liberty and ease,

To be a simple Trilobite

In the Silurian seas!’

Мэй Кендалл (1865–1943)

Баллада о трилобите

Бродя в тумане, как в дыму,

Среди отвесных скал,

Я пищу моему уму

Могучему искал;

И вдруг — забыта маета! —

Фоссильный трилобит

Из силурийского пласта

Попался мне на вид.

Узрев, как кроток он и тих,

Я думал, умилён,

Про инфузорий и других

Монад былых времён.

Как мудро провиденье бдит,

Чтоб прежде и вовек

Был трилобитом трилобит,

А я был человек!

Я оставался с ним сам-друг,

А он сам-друг со мной,

И речь повёл такую вдруг

Жилец коры земной:

«Как вышло это или то,

Увы, не знаю толком;

Но Гексли — а не он, так кто? —

Разложит всё по полкам:

Как вы развеяли теперь

Всех суеверий дым,

Как яйцеродный птицезверь

Вам предком стал прямым;

Как вы развили ум и вкус

И обрели декорум

От трилобитов и медуз

Естественным отбором.

У Канта не понять ни зги,

Но Гегель всё исправит,

Туманит Браунинг мозги,

А мистер Панч забавит!

Печась о брате-дикаре,

Вы крест несёте свой —

Одна рука на псалтыре

И пистолет в другой!

Вы в политическом пылу

Даёте бой друг дружке;

У вас для противленья злу

Есть динамит и пушки:

И, знамо, верх одержит тот,

Чей яростней оскал,

Ох, вы попали в оборот!» —

Так трилобит сказал.

А я меж мне подобных жил,

Простой и безотказный,

И мне никто не доложил,

Что я ракообразный[77].

Я не ворчал, не крал, и нет!

Я не был с рифмой дружен:

Морскую воду пил в обед,

Соль извести ел в ужин».

И он умолк, и вот лежит

Опять передо мной

Окаменелый трилобит,

Жилец коры земной.

Ответ ему я сочинял,

Но, гордо промолчав,

С поклоном шляпу приподнял,

Внутри себя вскричав:

«Нам эволюция вредна,

Наш мозг излишне развит,

В тупик нас завела она,

Я говорил не раз ведь;

Ах, как отрадно было мне

В благом веку забытом

Жить в силурийской глубине

Простейшим трилобитом!»

Перевод В. Ослона

Marion Angus (1865–1946)

Alas! Poor Queen (Lament for Mary, Queen of Scots)

She was skilled in music and the dance

And the old arts of love

At the court of the poisoned rose

And the perfumed glove,

And gave her beautiful hand

To the pale Dauphin

A triple crown to win —

And she loved little dogs

And parrots

And red-legged partridges

And the golden fishes of the Duc de Guise

And a pigeon with a blue ruff

She had from Monsieur d’Elboeuf.

Master John Knox was no friend to her;

She spoke him soft and kind,

Her honeyed words were Satan’s lure

The unwary soul to bind

"Good sir, doth a lissome shape

And a comely face

Offend your God His Grace

Whose Wisdom maketh these

Golden fishes of the Duc de Guise?”

She rode through Liddesdale with a song;

"Ye streams sae wondrous strang,

Oh, mak’ me a wrack as I come back

But spare me as I gang."

While a hill-bird cried