It seemed a better world, say I,

With greener grass and bluer sky.

The writ is on the Tavern Door,

And who would tipple on the sly?.

’Tis not good-by — but au revoir!

Envoi

Gay God of Bottles, I deny

Those brave tempestuous times are o’er;

Somehow I think, I scarce know why,

’Tis not good-by— but au revoir!

The Second Crucifixion

Loud mockers in the roaring street

Say Christ is crucified again:

Twice pierced His gospel-bearing feet,

Twice broken His great heart in vain.

I hear, and to myself I smile,

For Christ talks with me all the while.

No angel now to roll the stone

From off His unawaking sleep,

In vain shall Mary watch alone,

In vain the soldiers vigil keep.

Yet while they deem my Lord is dead

My eyes are on His shining head.

Ah! never more shall Mary hear

That voice exceeding sweet and low

Within the garden calling clear:

Her Lord is gone, and she must go.

Yet all the while my Lord I meet

In every London lane and street.

Poor Lazarus shall wait in vain,

And Bartimæus still go blind;

The healing hem shall ne’er again

Be touch’d by suffering humankind.

Yet all the while I see them rest,

The poor and outcast, on His breast.

No more unto the stubborn heart

With gentle knocking shall He plead,

No more the mystic pity start,

For Christ twice dead is dead indeed.

So in the street I hear men say:

Yet Christ is with me all the day.

Ричард Ле Гальенн (1866–1947)

Новая баллада о прошлогоднем снеге

Ты спрашивал, Вийон-кутила:

Мол, где снега минувших лет?

Над нами время подшутило:

Где высший цвет и полусвет,

То декольте и тот корсет,

Прелюдия к возможным негам?

Однако же сомненья нет:

Вся голова покрыта снегом.

Про то, как движутся светила,

Катулл не думать дал совет.

Тебя судьба поколотила,

Но ты удачей обогрет

Но было счастья невпроед,

Сверкнувшего перед ночлегом

Да только все пошло во вред,

А голова покрыта снегом.

Совсем не так давно мне льстило

Что черен шевелюры цвет,

Увы, природа отомстила:

Вчера я пил с Элизабет,

И ей передавал кларет,

Да только понял пред забегом:

Не черен локон мой, а сед,

И голова покрыта снегом.

Посылка

Мой Принц, простите этот бред:

Не притворяйтесь же стратегом,

Пытаясь сохранить секрет

Что голова покрыта снегом.

Перевод Е. Витковского

Баллада старьевщика

В июне ночи коротки,

И по утрам жара в тени,

В саду хозяйствуют жуки,

Роятся пчелы и слепни,

Рождают музыку они,

Умело вторя комарам.

Но поглядеть в окно рискни:

Идет старьевщик по дворам.

Полным-полны его мешки,

Там тряпки ветхие одни,

Да стоптанные башмаки,

Такие, боже сохрани,

Булавки, пряжки и ремни

Что взять их в руки — стыд и срам!

Хоть вой, хоть ноги протяни!

Идет старьевщик по дворам.

В жару трудиться не с руки.

В июньские разнежась дни,

Возьми ключи, замкни замки

И на окрестный прах взгляни.

Мечтой погашены огни,

А Время насмотрелось драм,

И, тяжко волоча ступни,

Идет старьевщик по дворам.

Посылка

Принц, этот образ прочь гони,

Да только помни — по утрам

Мы наблюдаем искони:

Идет старьевщик по дворам.

Перевод Е. Витковского

Баллада уходящему богу

Король невинный карты винной,

Ты с нами был во все века.

Злодеи с яростию львиной

Нас гонят прочь из погребка.

Пришел июль — пришла тоска.

Сбылись худые ожиданья.

В чем вред вина и коньяка?

Нет, не прощай, но — до свиданья!

В последний раз бокал старинный

Наполнен, и дрожит слегка.

А нам отныне с кислой миной

Судьба — молчать у камелька,

Просиживать окорока,

Едва удерживать рыданья

Валять, короче, дурака.

Нет, не прощай, но — до свиданья!

С тобой в трактире и в гостиной

Была печаль невелика

Убыток был всего единый —

Для нашего же кошелька.

Увы, над дверью кабачка

Приказ прибит без состраданья

Чтоб устрашить поставщика.

Нет, не прощай, но — до свиданья!

Посылка

Веселый бог, ну, а пока

Тверды законы мирозданья,

Я говорю наверняка

Нет, не «прощай», но — «до свиданья!»

Перевод Е. Витковского

Второе распятие

Глумливцы посреди толпы

Вопят, что вновь распят Христос:

«Вновь пронзены Его стопы

И сердце вновь разорвалось».

Но мне смешно от этих слов —

Всегда я слышу глас Христов.

«И ангел вновь не отворит

Гробницы каменный затвор,

И Матерь Сына не узрит,

Напрасен стражников дозор».

Христова гибель в их речах,

Но Божий лик — в моих очах.

«Его чудесный, кроткий глас

Для слуха Матери умрет,

Не позовет в урочный час.

Он мертв; грядет ее черед».