– Знаешь ли, приятель, – рявкнул один из них, неприятно скалясь и тряся кочергой. – Катился бы отсюда!

Второй оказался душевней.

– Честно скажу – плохое это место для приличного осла. Здесь рабство угрызения и раскаяния! Тут обитают ненавидящие самих себя! Поедающие свою жизнь! Даже нам, чертям, противно.

Он постучал сковородкой по крутым рогам.

– Два затылка и рот на макушке – это куда ни шло! Сами довели себя до такого печального состояния. Хуже того, затылочники как черствый хлеб, который настолько окаменел, засох, что и откусить-то невозможно. Разве что размочить – любовью и сожалением! Да где ж их взять в этом диком ущелье, когда все только и думают о своих грехах, каются и хотят принести искупительную жертву. Тьфу!!!

И черт так оглушительно плюнул в костер, что Шухлик очнулся на дне ущелья. Ленточка неба казалась еще дальше, чем прежде. Она покраснела и уже потихоньку угасала.

Шухлик хотел подняться, но обнаружил, что ноги крепко связаны. Его окружили затылочники.

– Нам было откровение, – склонился макушкой Первый, указывая на пещеру. – Голос Вечного Блуждания изрек: явится рыжий осел! сам отдаст свою шкуру! сложите в нее все грехи, в которых каетесь, и сожгите! тогда обретете новую жизнь!

– Прости, осел! – дружески похлопал по загривку Тридцать седьмой. – Мы тебя долго ждали!

– Ты спаситель! Воздвигнем тебе золотую статую, которой будут поклоняться наши дети, внуки и правнуки! – воскликнул Одиннадцатый.

А Третий, щекоча ухо, зашептал.

– Нам известно, что под ослиной шкурой скрыт достойный гражданин Луций! Мы освободим тебя! Вернем человеческий облик!

– Совсем одичали! – заорал Шухлик, пытаясь вскочить и лягнуться. – Мой предок Луций жил две тысячи лет назад!

Но его не слушали.

Обступив со всех сторон, затылочники высекли Шухлика розгами до крови. А затем зашили в кожаный мешок вместе с собакой, петухом, обезьяной и змеей.

Видно, надеялись, что он испугается и выскочит из шкуры.

Однако выпоротый Шухлик мирно беседовал со своими соседями. Представившись, они рассказывали друг другу истории своих жизней, коротая время в мешке.

Особенно любезной оказалась змея из семейства гремучих. Она зализала Шухлику раны, затянувшиеся так быстро, как следы весла на реке.

Словом, все расстались друзьями и сговорились о следующей встрече в том же мешке.

Но затылочники решили действовать иначе – неспешно и наверняка.

Третий, освещая факелом дорогу, повел стреноженного Шухлика по пещерному лабиринту, в глубь горы.

С каждым шагом становилось все жарче и жарче. Лабиринт петлял, как заяц, удирающий от лисы. Наверное, тут были особые метки на стенах, иначе бы давно заплутали.

Третьему, видно, надоел стук ослиных копыт в гробовом молчании, и он разговорился сам с собой.

– Когда я ограбил того ротозея, то долго жил спокойно. Но, осознав свой грех, вечно каюсь, казню себя, мщу, наказываю, и – вроде не живу! Можно сказать, ограбил самого себя. Хуже того, убил свою жизнь бесконечным покаянием… О, вновь я согрешил в словах и мыслях!

И Третий, недолго думая, хлопнул факелом по макушке, наказав болтливый рот. Даже Шухлик почувствовал, как это больно.

Он понял, что затылочники сами себе в тягость. Не жизнь у них, а непрерывное копание, будто рытье мрачных пещер. Беспрестанно себя укоряя, забрели в лабиринт. Запутались, потерялись и – нет для них выхода! Разве что ослиная шкура…

Третий, отдуваясь макушкой, завел Шухлика в какую-то нишу, где пол был усеян черными и белыми камнями, и захлопнул решетку.

Когда он ушел, стало так непроглядно, будто в кармане пространства и за пазухой времени. Ну, не совсем так – кое-что Шухлик ощущал. Например, дикий печной жар, душивший раскаленными клещами, и острые камни под копытами.

Он чуял носом запах гари. Мог закричать и услышать короткое глухое эхо. Но вот глаза были совершенно беспомощны!

Некоторое время перед ними плавали какие-то радужные кольца и пузыри, остатки факельного света, но вскоре и они исчезли.

Вообще все было ужасно! Рыжий ослик и представить не мог, что с ним такое приключится!

На острых каменьях не только лежать, но и стоять невыносимо больно. Конечно, их нарочно тут понасыпали.

«Сколько понадобится дней, чтобы сдохнуть? – размышлял Шухлик. – Не лучше ли сразу размозжить голову об стену?!»

Готовясь умереть, он всплакнул. Сначала потихоньку – от жалости к себе. А потом от ненависти, в полный голос.

– Злосчастный я осел! – выл, причитал и хрюкал, захлебываясь. – Глупый, тупой, бестолковый! Ни на что не годный! Кругом виноватый! Плевал на всех, блаженствуя в своем райском саду! Только себя и любил! Только о себе и думал, ишак безмозглый! Правильно сделают затылочники, содрав с меня шкуру! Покаюсь, что ли, перед смертью, потому что сам себе противен.

Вот тут-то им овладело настоящее отчаяние. Он, оказывается, даже не знал, как надо правильно каяться. И тогда услышал чувство Чу, которое заговорило, наконец, членораздельно.

– Прекрасно – раскаяться в дурных поступках, – довольно твердо звучал его голос. – Но неприязнь к себе – это яд! Сам Творец тебя любит, а ты говоришь – злосчастный! Уясни, что делал не так. И пойми – все, что было, ушло. Каждый миг – новый! Прости себя и всех, кто причинил тебе зло. И живи, преобразившись, в новом времени иначе, чем прежде, – лучше и чище, в свете и радости, не угнетаясь прошлым! Оно осталось в памяти, но уже не тяготит, не омрачает. Твое прошлое легче и ясней, потому что сам ты другой – светлый!

Шухлик слушал, икая и всхлипывая. На душе, кажется, и впрямь полегчало, но ясности и света не прибавилось. Темь темная – хоть глаз выколи!

– Можно считать, уже покаялся? – спросил он, прислушиваясь к Чу.

– Считать будешь, когда выберешься из ущелья, отделяющего прошлую жизнь от будущей. Иначе так и останешься во мраке, который мало чем отличается от безмерья и безвременья. У тебя пока достаточно сил, чтобы не думать о смерти! Ты должен защищаться!

Шухлику вдруг стало очень обидно за свои нерастраченные силы. Если б его не усыпили, он бы разметал всех затылочников!

Впрочем, вот вопрос – сколько жизней можно отнять, защищая свою? Малай, например, уничтожил целый город, покаялся, а затем, скотина, подло бросил в беде своего господина!

– Не так он прост, как хочет казаться, – шепнуло Чу. – Вспомни, я тебя предупреждало о западне в ущелье, о ловушке в пещерах, о грешниках и жертвоприношении.

Шухлик пропустил это мимо ушей, поскольку живо представил, как на него нападают волки! Одному копытом в лоб! Другому, третьему…

Если занять выгодную позицию, можно перебить всю стаю. Всех волков на свете!