нам вернулся Брэндон, а оборонять крепость я поручил Генри Говарду. Оставалось лишь надеяться, что в сложный момент его доблесть и мужество не перейдут в безрассудную браваду.

Восемнадцатое июля. Как раз наступила вторая годовщина моей свадьбы, и я приготовил для Кейт особый праздник. Пировать мы будем на борту «Большого Гарри», моего флагмана, стоявшего на приколе в Соленте, проливе, что отделял от Портсмута остров Уайт.

Со времени спуска на воду в 1514 году «Гарри» не раз переоснащался. В то время, когда корабль строился, военно-морские силы были всего лишь «морской армией»… то есть плавучие паромы просто перевозили солдат для сражения с противником в море. А сейчас английские суда превратились в своеобразные крепости, вооруженные пушками, и рукопашные потасовки канули в прошлое – моряков учили артиллерийскому бою, и благодаря их сноровке и умению грозные бортовые орудия топили вражеские корабли. Меня порадовало, что, несмотря на устаревшую неповоротливую конструкцию, «Гарри» удалось перестроить и экипировать по-новому. Мне не хотелось поддаваться на уговоры тех, кто советовал отправить флагман на слом. Его «сестра», «Мэри-Роуз», также подверглась переделкам и была готова к сражению при первом же появлении французов. По достоверным сведениям, несколько дней назад в Руане Франциск обратился с напутственным словом к экипажам своих кораблей. А их было двести тридцать пять.

Двести тридцать пять… против нашей сотни. Поистине настала пора испытаний.

Тем не менее я гордился английским флотом. Я вложил в него все, что мог. Все собранные деньги и пожертвования пошли на усиление нашей обороны и готовности к войне; мы ничего не пожалели. А остальное зависит от Господа.

Июльские сумерки осветились фонарями, когда мы с Кейт прибыли на причал. Она со смехом сообщила, что ради такого случая придумала оригинальный морской наряд, и я был сердечно тронут ее стремлением поддержать меня в трудное время.

Едва я ступил на борт, меня охватило чувство огромной, почти плотской любви к моему флагману. Обоняние дразнил свежий запах льняного масла, используемого для пропитки и полировки сухой древесины; чуть ли не сладострастно поскрипывали мачты, крепкая оснастка и пеньковые канаты; волнующе шелестели отбеленные полотняные паруса, аккуратно собранные в связки. Славный корабль! Мы с ним вместе росли и менялись, в нем мне виделся и некий итог собственной жизни…

– Ваша милость, – с поклоном приветствовал меня капитан, виконт Лиль, лорд Дадли.

Я молча кивнул ему в ответ. В те мгновения мне не хотелось говорить о земных вещах. Над горизонтом пылало зарево заката. Я прошел к лееру и глянул на море, совершенно спокойное и тихое в безветренный вечер. В тот момент Англия казалась неприступной твердыней, защищенной самой природой.

Кейт стояла рядом со мной. Ее близость, подобно приятным воспоминаниям, дарила мне высший покой и уверенность в себе.

– Ваши величества! – раздался за нашими спинами резкий голос.

Обернувшись, я увидел преклонившего колено Тома Сеймура. Его украшенная плюмажем шляпа съехала на ухо. А выбившиеся из-под нее волосы пылали, соперничая с сиянием небесного зарева.

– Томас. – Я протянул к нему руку, разрешая подняться. – Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам.

По привычке я использовал королевское «мы». Странно. Обычно Кейт была приветлива с гостями, а тут словно оцепенела. Я понял, что она не желала бы видеть Томаса Сеймура на нашем семейном торжестве. По правде говоря, мне не приходило в голову обсуждать с ней подобные мелочи.

– И я сердечно благодарен вам за приглашение. – Он медленно подошел к нам и тоже встал у перил, свесив за борт сильные руки. – Не пытаетесь ли вы высмотреть французов? – шутливо спросил он. – Они пойдут с юга, если вообще осмелятся сняться с якорей. Горе-моряки! – И Томас презрительно тряхнул огненной гривой.

– Мы не говорили о французах, – сказала Кейт. – Мы прибыли сюда, чтобы отметить семейный праздник и проверить состояние королевского флагмана.

– Мир вам, – произнес знакомый голос.

На борт взошел Брэндон. Оглянувшись, я увидел, как он косолапо, по-медвежьи расставив ноги, покачивается на пропитанной маслом палубе.

– И вам. – Я радушно раскрыл ему объятия и, усмехнувшись, добавил: – Что-то мы заговорили, как епископы.

– Не совсем, – возразил он. – Мы не обсуждаем мирские доходы.

Мы обнялись.

– Как там ваша армия? – прошептал я, не желая портить Кейт вечер политическими заботами.

– В порядке, – сказал он. – Мы в Кенте готовы защитить Англию от любого противника, кто бы к нам ни сунулся. По-моему, они попытаются высадиться там.

– Если так, то не забудьте сразу зажечь сигнальные огни.

Я отдал приказ по всему южному побережью Англии, чтобы при первом же обнаружении французов в крепостях развели костры.

– Конечно. В моем лагере уже запасли огромную кучу дров и хвороста, а дежурные факельщики готовы в любой момент запалить ее.

– Думаете, это действительно понадобится? – продолжил я наш тихий разговор. – Четыре столетия никто не смел нападать на Англию с Континента, неужели нас и правда ожидает вражеское вторжение?

– Боюсь, этого не избежать, – ответил он. – Флот французов уже вышел в море.

– Их план провалится, – убежденно заявил я, сознавая, что пора возвращаться к гостям.

– С Божьей помощью, – кивнул Брэндон.

Мы стояли и секретничали в стороне, забыв о вежливости.

А ведь нас давно ждал роскошно накрытый стол. Я приветливо махнул рукой Кейт и Тому Сеймуру, которые неловко переминались у перил, где я оставил их. Высвободившись из объятий Брэндона, я провозгласил:

– Пора начинать пир.

На основательном, накрытом на четверых столе поблескивал золотой сервиз. На случай качки для нас приготовили оригинальные кубки – широкодонные, сужающиеся кверху. Винный графин имел такую же устойчивую форму и получил среди стеклодувов прозвище «капитанский». Пир на королевском флагмане требовал подобающей обстановки.

Мы с Кейт сели напротив друг друга.

– Прошу внимания, – сказал я, поднимая бокал. – Накануне нашей финальной битвы с Францией мне хочется выпить за вас, мои дорогие друзья.

Все дружно выпили.

– А также, по замечательному совпадению, на этой неделе мы отмечаем годовщину нашей свадьбы.

Мы осушили еще по кубку.

– Два года тому назад мне привалило великое счастье. И, зная, как Сеймуры радовались вместе со мной, я пожелал, чтобы вы, Том, разделили наш сегодняшний праздник. После кончины вашей сестры я долго томился от одиночества. Жаль, что Эдуард не может к нам присоединиться, – добавил я, подразумевая моего сына.

– Но он слишком занят, защищая наши северные границы с двенадцатитысячным войском, – вдруг вставил Том, говоря о своем брате.

Я поставил кубок.

– Я имею в виду, что ему доверили командование армией на Севере, – продолжил Том. – Он отлично проявил себя во Франции и полагал, что его ждет высокое назначение.

– Да, он