– И?.. – еще более издевательски уточняет Герасимов и снова ползет по моей спине струйка холодного пота в этот жаркий день.

– И всем, кто под горячую руку попадется.

У меня наконец получается разлучить Каро и качели и, удерживая недовольное, страстно молотящее по воздуху руками и ногами оручее чудовище, я шагаю в сторону подъезда.

– До свидания, – дежурно прощаюсь, а сама стараюсь под шумок поисков ключей разыскать в сумочке любимый шокер. Рыться приходится одной рукой, и вот сегодня Фортуна оказывается вообще не на моей стороне. Шокер упрямо не желает находиться.

– Тркях, – печально ахает цепочка, на которой держится моя сумка, и лопается на звенья от чьего-то бесцеремонного рывка назад.

Сумка летит в кусты. Сама я – взвизгиваю, потому что после расправы над сумкой Герасимов сгребает уже меня, и не за что-нибудь, а за волосы. Дергает назад, стягивая со второй ступеньки крыльца.

– Отпусти мелкую, Катя, – уже не прячась, шипит мне на ухо с такой угрозой, что я как-то сама разжимаю руки. Помню старое правило – с террористами лучше не спорить…

Кто знает, на чем психопаты захотят сорвать злость.

Или на ком…

– Вот так, умница, – Герасимов упивается своей властью, а я коленом пытаюсь отодвинуть Каро из зоны его легкого доступа. К сожалению, снова работает закон сохранения кармы. Каро, ожидавшая от меня долгого сопротивления её гневу, очень удивилась оказаться на свободе вот так быстро. И так крепко хватает меня за ногу – поди-ка отпихни её…

Пытаюсь двинуть придурка локтем в печень – снова крах. Ловит за руку и заламывает её. Пока не до предела, но все-таки очень неприятно – я не ору от боли, только чтобы не напугать дочь.

– Я спрошу только один раз, курица, – тихо рычит Герасимов, – где сейчас прячется эта овца, которой ты промыла мозги.

– Я не понимаю…

– Не врать, – Герасимов встряхивает меня так грубо – я чуть не сшибаю Каро бедром на асфальт, – вы неделю назад виделись. Ты ей херни своей блядской натрепала, и она решила меня кинуть. Где она?

– Я не…

Я не успеваю повторить, что я ничерта не понимаю. Звонко пищит домофон, открывая дверь, и Герасимов дергается, разворачиваясь со мной вместе в ту сторону.

Немая сцена – я впиваюсь отчаянным взглядом в выходящего, и почему-то… Вижу самого последнего человека, которого бы хотела сейчас увидеть.

Секунду, две, Ройх оторопело взирает на происходящее, а потом сужает глаза и шагает вперед. В эту же секунду я получаю тычок под копчик и оказываюсь на свободе.

Первым делом – хватаю в охапку Каролинку, стискиваю отчаянно свое сокровище, слушаю её писк, чтобы лишний раз убедиться – в порядке, в порядке, отделалась легким испугом, и только потом, сквозь гулкий стук в ушах разбираю голос Ройха:

– Что-то я не понимаю, Холера. Твой шокер – он что, только на меня срабатывает?

Может быть… Может быть, это сон? Паршивый, липкий, бредовый…

Ну а как может быть иначе? Как мог меня найти парень бывшей подружки? Как сюда мог попасть он?

Конечно, сон! Вот сейчас я разомкну ресницы и окажется, что я просто забыла проветрить комнату, слишком долго работала до ночи, и все что реально по-настоящему – это Карамелька, хнычущая у меня над ухом…

Меньше надо писать про убийц и психопатов, Катя!

– Холера… – будто издевка над моими мыслями – голос Ройха окликает меня. И снова, как собаку, этим идиотским, ненавистным мне прозвищем! Интересно, жене он тоже свою личную кличку выписал или я у него такая особенная?

Выпрямляюсь, хотя нет, взвиваюсь, воспаряю вверх на реактивной силе моей ярости.

Может быть, от силы моего гнева сгинет этот чертов мираж?

Нет.

Стоит в двух шагах. Взглядом озабоченным меня сверлит.

– Мама, хочу на ножки, – Каро на моих руках дрыгается, трепыхается, пытаясь привлечь мое внимание.

Я спохватываюсь, что действительно – и держу её слишком долго, да и обнимаю, пожалуй, слишком сильно.

Оглядываюсь. Герасимова нет на горизонте. Вообще нет, будто он мне привиделся! Будто я сама себя оттаскала за волосы, и рука у меня ноет, просто… ну потому что!

Вот только чувство опасности все равно не отпускает. Я знаю почему – проблема в стоящем рядом мужчине, и это очень не рациональная эмоция.

Дали бы мне волю – прямо сейчас телепортировалась бы в свою квартиру на одиннадцатом этаже и не вылезала бы из неё до тех самых пор, пока этот слет придурков из моего прошлого не закончится. А то у меня уже натурально подозрение, что сейчас Вовчик из кустов вылезет. И Костров выскочит откуда-нибудь из-за тачки, чтобы окончательно доконать.

Каро тянется в сторону качелей, но я… я не согласна отпускать её от себя сейчас и на пару метров. Но как же кстати находится в кармане обломанный кусок мела… Как хорошо, что сейчас лето и этот мел во всех карманах у меня валяется. И даже стирки переживает…

Пальцы, держащие кусочек, мелко дрожат. А ноги – ватные, отказываются двигаться с места. И в голове гудит. Шок, просто шок, но как же противно его испытывать…

– Вы в порядке? – тихо спрашивает Ройх, все той же неподвижной статуей стоящий рядом.

– Нет! – рявкаю я, хоть и отчасти понимаю, что гнев не по адресу – Герасимов сбежал, как только запахло паленым, хитровыдуманный мудак. – Я не в порядке. Как я могу быть в порядке? Этот урод…

Накатывает…

Истерика вышибает из меня слезы, будто приклад с размаху впечатывая мне в спину.

И меньше всего я хочу плакать сейчас – при дочери, при Ройхе, посреди улицы, но железных людей не бывает. Ломаюсь и я.

– Катя…

– Нет! – рычу я, невзирая на потоки слез, хлещущие из глаз. Шарахаюсь подальше от мужчины, инстинктивно протянувшего ко мне руки.

Каро, только-только сосредоточившаяся на какой-то кривулине на асфальте, поднимает на меня голову, смотрит встревожено.

– Все хорошо, зайка, – шепчу и выдавливаю из себя кривую и неубедительную улыбку. Спасает только что ребенок – это ребенок. Мама сказала, что все хорошо, мама пытается улыбаться. Рисуем дальше…

Дадим маме пару секунд мысленно плюнуть ядом.

Тянулся он ко мне! Успокоить он меня хотел!

Да только нахрен мне не нужны его успокоения. Сейчас уже нет. Три года назад – возможно. Сейчас – пусть в аду сгорит до хрустящей корочки, не жалко.

Сама успокоюсь!

– Что ты здесь делаешь? – шиплю я, отказываясь от рыка, чтобы не пугать Карамельку.

Впрочем Ройха эта моя злость не впечатляет особо. Он не двигается с места, чтобы исчезнуть, не ведет и бровью, чтобы выразить свое сожаление, просто – пожимает плечами.