Итак, что бы ни случилось, грозные готы останутся без вождя и будут втянуты в гражданскую войну. Белизарий мог рассчитывать на это и ещё на большее.

Старое римское население, будучи ортодоксальными католиками, приняло бы сторону захватчиков в борьбе с готами-арианами. В своём дьявольском замысле Юстиниан собирался столкнуть готов с ещё одним врагом. Дикому королю франков, недавно разбившему бургундские войска в Альпах, он отправил письменное предложение: «Готы, силой захватившие Италию, которая принадлежит нам, отказались вернуть её обратно и продолжают совершать там злодеяния. Мы были вынуждены выступить против них. Эта война будет и вашей, поскольку вы связаны с нами православной верой, отвергающей арианскую ересь, и неприязнью к готам». Это письмо сопровождали солидные подарки с обещанием ещё больших даров, если доблестные франки перейдут через Альпы и захватят Северную Италию, Безусловно, истинный варвар польстится на богатые дары и ради этого разграбит соседские земли. Франкский король так и поступил.

Если бы события каким-то образом приняли другой оборот на территории Италии, Белизарий мог рассчитывать на франков. Готы оказались как бы между молотом и наковальней. Когда стратеги раскрыли все свои карты, то спросили, находит ли великий Белизарий какое-нибудь слабое место в их планах?

Внимательный полководец не заметил ни одной ошибки. Он был изумлён и подавлен, узнав, сколько труда потребовало составление таких планов для облегчения его задачи. Победитель Карфагена не был талантливым стратегом. Он так и не смог им стать. Он представлял поле битвы, только видя перед собой реальных врагов. Но на сборах военачальники и Белизарий молчали, заговорил Юстиниан:

— Мир стареет.

Всегда крепкое тело императора теперь как-то обмякло. Что-то вынудило его объяснить своё молчаливое раздумье. Он сказал, что ему кажется, будто они все собрались в маленьком освещённом городе, в то время как свет за окнами всё больше тускнеет и гаснет. От берегов далёкой Британии, где в хижинах правили короли англов и саксов, до лесов за Дунаем, где безгласные славяне воровали орудия труда, чтобы вскапывать землю, верховодили варвары. Они переняли у Рима всё худшее. Бывшие римляне огрубели, сражаясь за еду с крестьянами из различных племён. Орудия труда в их руках устарели. Ни один человек за пределами Константинополя не знал, как делать новые орудия. Вода текла по древним акведукам, пока они не вышли из строя. Никто их не чинил. Цивилизованный мир медленно умирал от старости.

Юстиниан сказал, что Константинополь из года в год выживал, натравливая вождей варварских племён друг на друга и без устали ремонтируя старые укрепления. Город уподобился усталому старику, который покупал еду, потому что сам уже не мог обеспечить себя. Таким образом он мог выжить ещё несколько лет.

Но был и другой выход: переступить стены. Войти в тёмные земли, привнося туда своё искусство и культуру, и пядь за пядью отвоёвывать потерянную империю. Можно просветить орды варваров, силой победив их одну за другой и навязав им цивилизованный закон. Чтобы завершить это, он, Юстиниан, строит новый флот и новую армию вместо исчезнувших легионов Константина. Он просит Белизария предпринять второй шаг по возрождению умирающего Рима. Белизарий обязательно победит и снова триумфально прошагает мимо форума великого Траяна, под аркой Тита. И он также станет предвестником новой культуры, проложит путь для новой империи с единой церковью и единым законом.

Так сказал Юстиниан, не очень красноречиво, но, по крайней мере, честно. Сам он теперь казался таким старым, его глаза в окружении множества морщин потускнели.

Белизарий был очень счастлив служить человеку, который всю жизнь трудился на благо других людей. Видение Юстиниана вдохновило командующего, теперь он скорее жаждал провести свой полк под триумфальной аркой в старом Риме. Его подстёгивала Антонина, говоря об этом как о единственном шансе, а сама в уме уже пристраивала к новому дворцу Белизария закрытый сад в стиле Помпеи, погребённой вулканом.

Приготовления прошли быстро. Мезе гудела словно улей, передавая слух о походе Белизария. Когда стратеги сообщили полководцу, насколько сильна его армия, он только молча покачал головой. К его собственному полку прибавили два полка всадников, четыре тысячи пехотинцев, а также федератов-гуннов и муров из Африки. Всего одиннадцать тысяч человек, которые высадятся в Италии, против семидесяти тысяч всадников-готов.

— Имя Белизария, — взволнованно вскричал Нарсес, — стоит десяти тысяч человек!

— Двадцати тысяч! — эхом отозвался констебль (Великий конюший).

Белизарий не знал, как спорить с консулами-стратегами, вознамерившимися начать новую эру. Он лучше их знал, что неизбежно придёт время, когда его армии придётся выступить против полчищ готов, которые не будут откладывать битву, чтобы похоронить мёртвых.

— Дайте мне двадцать тысяч, — попросил Белизарий, — и я не попрошу больше ни одного солдата.

Юстиниан заметил, что тот забывает про одно преимущество: корабли. На своих судах Мундус и Белизарий могут высадиться в любом месте, избегая встречи с готами, и безопасно скрыться. Поэтому новым армиям ничто не угрожает. Он пообещал, что на следующем этапе войны Белизарий будет командовать вдвое большей армией.

Белизарий тронулся в путь осенью. Он в любом случае не мог отказаться, поскольку уже начавшаяся скоротечная война, которую планировали стратеги, затянулась, однако, на целых восемнадцать лет, превратившись во всемирную войну.

Высадка в Катании на Сицилии произошла так, как и предполагали стратеги: остров был введён в заблуждение, ошеломлён и быстро захвачен. Готские гарнизоны укрепились лишь в стенах Панормуса (Палермо), откуда Белизарий выгнал их при помощи лучников, разместившихся на мачтах кораблей, которые встали против волны. Прокопий решил, что эта победа — хорошее предзнаменование: его герой Белизарий станет консулом в захваченной твердыне готов.

Затем появился евнух Соломон, изнурённый долгим плаванием из Африки, и произнёс только одно короткое слово: «Мятеж».

Половина разношёрстного римского населения, оставшаяся в Африке под началом Соломона, ушла вместе с вандальскими и мурскими партизанами, объявив себя Солдатской республикой. Вино и свобода внушили им политические идеи; сборщики дани из Константинополя рассердили их, требуя все захваченные пахотные земли для государства; православные священники, яростно выступающие против ереси арианства, привели в неистовство вандальских женщин — теперь уже солдатских, — тем, что запретили им вступать в церковь и назвали их «новорождённых детей язычниками. Сам Соломон еле уберёгся от убийства в церкви и бежал морем на маленьком гребном судне.

Белизарий решил на несколько дней покинуть Сицилию, но не более того. Соломона временно отстранили от должности командующего. За несколько дней готы без кораблей не могли ступить и шагу на Сицилии. Лично отобрав каждого солдата, Белизарий приказал сотне закованных в железо воинов сесть в быструю галеру.

— Кого ты ещё берёшь? — требовательно спросила Антонина...