Задрожали песчинки у ног гладиатора, затрепыхались кожаные ремешки на его бедрах. Мужчина развел руки в стороны. Прямые ладони, являющиеся продолжением напряженного предплечья, напоминали дротик, пущенный в короткий полет. Мужчина принял боевую стойку, заведя левую руку за спину, а правую выставив вперед. Боги, он безумен! Ведь ладони его пусты – сабли все так же покоятся в ножнах.

Тут из толпы големов вдруг выпрыгнул самый ретивый. Изогнулся дугой, занося над головой кинжал. На миг его маленькое, ущербное, мерзкое тельце закрыло солнце, отбрасывая тень на трибуны. Столкновение было неизбежным, и каждый уже слышал страшное чавканье, издаваемое сталью, пожравшей податливую человеческую плоть. Но этого не произошло.

Гладиатор выбросил из-за спины левую руку, словно та была мечом. Жест до того комичный и нелепый, что вызвал лишь жалость к сошедшему с ума бойцу. Но то, что произошло мгновением позже, вызвало страх. Неподдельный, непреодолимый животный страх.

По лицу северянина расползлась жуткая улыбка существа, всецело наслаждающегося моментом. Голем завис в воздухе. Он в агонии дергал ножками, а руки уже давно выронили кривой кинжал. Он висел, словно нанизанный на длинное копье. Мигнуло солнце, поднялась пыль, и я, могу поклясться всем, чем вам будет угодно, увидел прозрачный меч, являющийся продолжением ладони гладиатора. О да, руки бойца пусты, но им и не требовалось что-то держать, ведь они сами были мечами. И, как выяснилось позже, сам гладиатор был этим мечом.

Он ринулся в самую гущу, и любое его плавное, но стремительное движение несло смерть. Големы сминались, разрезались и целыми десятками взлетали к небу. Их зеленая кровь превращала песок арены в болото, на котором порхал меч, облаченный в человеческую форму.

Ни один кинжал не мог коснуться неуловимого ветра, бушующего в пляске смерти. Ни один голем не мог уйти от его мечей. И то были не только ладони, но каждое движение. Даже самое неприметное, будь то полушаг или поворот корпуса, все они несли неминуемую смерть. И весь ужас заключался в том, что сабли так и не покинули ножен, а тесемки так и не были спущены.

Через десять минут все закончилось. Стены, песок, сам гладиатор – все окрасилось зеленым. Воздух был затхлым и вонючим от вскипевшей крови и раскаленного камня големов. Пыль мешала нормально дышать, но толпа бушевала. Она неистовствовала в гомоне и бурных аплодисментах. А северянин впервые не сразу покинул поле битвы.

Он раскинул руки в стороны и, прикрыв глаза, погрузился в пучину эмоций, льющихся от зрителей. А на губах его сияла все та же улыбка, которую всегда можно увидеть на лице Тима Ройса, когда тот поднимает свои сабли. Та самая улыбка, которую впервые увидели на Териале.

Тим Ройс

– У тебя есть время до заката, – сказал старец, врываясь ко мне в комнату. – Опоздаешь – готовься не только к отжиманиям.

Я поднялся со своей простецкой кровати, которая отличалась от той, что стоит в дешевейшей таверне, лишь тем, что в постельном белье не наличествовало клопов. Встав перед маласом, я отрицательно покачал головой:

– В этот раз у меня другая просьба.

– Говори, – поторопил меня тренер.

Я вспомнил тот день, когда вернулся после сражения с големами. Вспомнил, что нас осталось лишь трое. Вспомнил и сказал:

– Отведите меня к центру острова.

Старик распахнул, как я теперь знал, незрячие глаза и даже сделал шаг назад.

– Отведите меня туда, где кончается лестница подземелий. Это моя просьба.

– Зачем тебе? – выдохнул наставник.

– Я хочу знать правду. Центр острова – вот мой приз.

И вновь эта тишина, разбиваемая лишь криками птиц, летающих над островом.

– Хорошо, – обреченно произнес старший малас. – Я отведу… отведу, если выживешь в следующем испытании. А пока к тебе гости.

Старик отодвинулся в сторону, и в комнату вошла прекраснейшая из женщин, которую только видело солнце Ангадора.

Его императорское величество

Константин дель Самбер

Резко взвизгнули рессоры, а сквозь обшивку донеслось раздраженное фырканье лошади. Константин проснулся и проморгался, сгоняя остатки сна. В карете на противоположном сиденье, укрывшись плащом, сидел старый маг Гийом. Как понял Константин, этому перечнику не мешали даже бесконечные колдобины на дороге и чересчур наглые лошади в упряжке.

Бывший наемник, аккуратно откинув замшевую занавесь, уткнулся лицом в окно. Еще полтора года назад, ежась от влажного, промозглого нимийского ветра, сидя у костра, сложенного из пяти веток, и грызя клятую богами солонину, принц мечтал о карете, но сейчас он бы с радостью вскочил на резвую кобылу и погнал ее вскачь. Да, демон его задери, он бы сделал и многое другое, лишь бы не тащиться по дороге с этой степенной неторопливостью!

За окном проносились, хотя какое там – плавно ползли летние имперские пейзажи. Высокие лиственные леса сменялись полями, на которых вовсю трудились крестьяне, работая над чем-то, чего когда-то не знал и не понимал Константин. Почему-то все учителя обходили такие обыденные темы, как сбор урожая и сев зерна, работа по дереву или изготовление одежды из подручных материалов. Зато они весьма воодушевленно рассказывали об управлении государством, об экономике, политике и прочих премудростях высших чинов страны. Но юноша, теперь уже молодой мужчина, всегда считал, что без знания самых основ самой простой жизни нельзя построить достойное государство.

И сейчас, глядя на работающих крестьян, изредка разгибающих спины, чтобы кинуть быстрый взгляд в сторону степенно катящейся кареты, Константин понимал: он рад тому, что понимает, каково все это. Что видит, как люди, взмыленные, с обветренной кожей и страшными мозолями, собирают урожай. Видит, как резво падают колосья и как бережно их собирают в пучки и несут куда-то, чтобы потом, забрав зерно, положить в амбар. Император видел, как вдалеке кружат лопасти ветряных мельниц, а прикрыв глаза, он даже мог услышать треск жерновов, перемалывающих зерно в муку.

И эти звуки куда приятнее для правителя, нежели бесконечная суета его двора. Скрип перьев о пергамент, выкрики камердинеров, оповещающих о приходе тех или иных высоких лиц. И главное, всем что-то надо. Одному подай землю на отшибе, чтобы он мог там построить небольшой городок. Казалось бы, безобидная просьба, а копни глубже – и узнаешь, что именно в этой области ожидается скопление к сезону охоты стад оленей и стай пушняка. И вот пройдет охота, обогатится этот некто, а город так и не построит.

Или вот еще. Буквально на днях пришел один из членов младшего совета. Этот высокий, но щуплый, умудренный годами муж хотел просить за внучатого племянника, чтобы его приняли лейтенантом в императорскую гвардию. И ведь почему бы и нет, раз уж просит сам граф, да еще и младший советник? Но опять же на поверку все оказалось не так просто. Племяш этот, по слухам, – ярый гуляка и любитель чужих женщин, отчего страдают и женщины, и их мужчины, заколотые, будучи не вправе ответить знатной персоне. А такой гнилой человек может заразить всю гвардию.