К первым звездам карета замерла на небольшой площадке. Там среди многочисленных, явно сбитых на скорую руку домиков и будки находился подъемник, ведущий в шахту. Константин, поморщившись, резко распрямился, хрустя позвонками. В бытность наемником он мечтал об удобствах кареты, разминая затекшие ноги и натертый зад. Теперь же он желал получить седло из плотной кожи и стремена под каблуки ботфортов.

– Мы прибыли, ваше величество, – с предвкушением в голосе возвестил Гийом.

Правитель страны не стал ехидничать и указывать, что это и без подсказок ясный факт, он просто смело пошел к подъемнику.

Вокруг стояла тишина. Не та, которая наступает, когда в горнице гаснет свет и все отходят ко сну, и не та, которую хранит разбойный люд, сидя в темной засаде, а особая тишина. Вязкая, немного затягивающая и одновременно с этим отпугивающая. Такую тишину вы всегда найдете на кладбище или на недавнем поле брани. Это была мертвенная тишина.

– Что здесь произошло? – спросил Константин, закрывая дверь подъемника за другом своего отца.

– Увольнение рабочих, – немного жестко ответил Гийом.

Еле слышно скрипел механизм ворота, стравливающего тяжелые канаты, на которых еле ощутимо покачивался подъемник. На разумных опускалась темнота, разгоняемая двумя факелами. Будь здесь один из приближенных, он мигом заметил бы, что Константину не подобает держать факел. Впрочем, ни один из них не знал, что мог сделать их император, когда на то была необходимость. А если честно, этого не знал и сам император, он просто делал то, что нужно и когда нужно.

– Сколько их было?

– Двести семь человек.

– Двести семь подданных, – повторил бывший принц, понуро качая головой. – Двести семь моих подданных.

– Я бы предложил вам казнить меня, – спокойно произнес волшебник. – Но, боюсь, палач не успеет к действу.

Император промолчал. Когда-то он полагал, что многое на свете можно решить словом, сейчас, повзрослев, он осознал, что куда больше может сделать молчание. Да и вообще, будучи правителем, очень удобно молчать. Приходят к тебе дворовые – ты молчишь. Они дрожат, думая, что правитель гневается или размышляет. Приходит дворянин с просьбой – молчишь, а он думает, что его раскусили, и вот уже вскоре казна получает дарственную. Да, в последнее время Константин так много молчал, что разговаривать ему стало уже неудобно. Он даже начал понимать Молчуна.

Спустя примерно четверть часа спутники наконец оказались в рукаве шахты. По стенам опытный горняк мигом различил бы следы выработанной подчистую золотой жилы. А вот опытный следопыт нашел бы признаки недавней бойни, в которой, словно свиней, зарезали чуть больше, нежели две сотни людей.

В последний раз скрипнули канаты, и подъемник замер. Император дрогнувшей рукой открыл хлипкую дверцу и пропустил вперед советника. Волшебник, ответив кивком головы, потушил факел и в ожидании уставился на своего повелителя. Тот же, положив правую руку на гарду бастарда, затушил факел, чиркнув им по стене, оставляя на ней широкую подпалину. К тишине добавился еще и вязкий, смоляной мрак.

Минуло несколько долгих, пугающих секунд, и рукав засветился мерным, даже нежным сиянием. С ладони волшебника срывались крылатые шары, сотканные из нитей света. Подобно бабочкам, они устремились в самые темные уголки, порхая в отступившей тьме.

– Немного авантюрной романтики нам не повредит, – чуточку грустно улыбнулся Гийом.

– На ваше усмотрение, – спокойно ответил Константин, так и не убравший руки с гарды.

– Прошу, ваше величество, следуйте за мной.

Герцог, немного постояв и полюбовавшись на свое творение, пошел по освещенной дороге. Император, сжав рукоять верного меча, побывавшего во многих славных и не очень битвах, поспешил следом. Порой Константин, подобно маленькому ребенку, разевал рот, разглядывая какой-нибудь причудливый барельеф, чудом не пострадавший от работ шахтеров. Он видел самые разные картины, но зачастую там присутствовал один и тот же персонаж. Это был какой-то странный человек с повязкой на глазах, какую носят слепые, не желая смущать людей своими невидящими глазами. В руках слепец держал простенький посох и некий кристалл, опутывающий исходящими из него нитями самых разнообразных монстров.

– Это он? – наконец решился задать вопрос правитель, когда за спиной оставался уже почти километр породы.

– Да. Это он. Первый из Проклятых.

Константин обернулся и внимательно вгляделся в застывшее лицо человека, основавшего род, который и доселе фигурировал в страшилках и байках. Первый из Гериотов, первый Проклятый, первый великий маг на земле Ангадора.

Император немедля обнажил меч и с неподдельной яростью чиркнул лезвием по барельефу. На лице древнего мага осталась лишь царапина, тогда как клинок обломился. Со звоном стальное жало упало на холодный пол, а потом покатилось под откос, оглашая окрестности дребезжащим эхом.

Его величество посмотрел на обломок меча и брезгливо отшвырнул его во тьму. В последний раз бросил взгляд, полный ненависти, на безразличное холодное лицо, вырезанное в барельефе, и пошел за другом почившего отца. Герцог, взирая на развернувшееся перед ним действо, не шевельнул рукой и не дрогнул ни одним мускулом. Это уже не имело значения. Даже если Константин проиграет войну и твари вновь вернутся во тьму, то Гийом все равно достигнет цели – спасет магию. А до запаха гнили, идущего от Константина, ему нет дела. Все, что надо, – открыть Врата Проклятых и выпустить заточенную там армию.

– Пойдемте, ваше величество, здесь слишком душно.

– Вы правы, – безэмоционально ответил правитель, отрывая от плаща с вышитым золотом гербом кусочек дорогой ткани.

Им он замотал пораненную осколками руку и, не обращая внимания на капли крови, падающие на камень, продолжил свой путь во тьму, еще не понимая, что тьма – это не аллегория. Тьма действительно была рядом.

Минул еще один поворот, и император с удивлением обнаружил, что ступает по лестнице. Это была не приставная или наспех срубленная и справленная деревянная лестница, каких Константин в бытность наемником изготовил разве что не сотню. О нет, это была череда вырубленных в камне монолитных ступеней. И каждый шаг по ним словно отзывался вехами истории, отраженными пылью, зависшей в воздухе.

Чем ниже спускался правитель, тем сильнее дрожали крылья шаров света, подлетавших все ближе и ближе к, казалось бы, самому мраку. Вот один из них, самый смелый, подлетел слишком быстро и, видимо, даже не успел пожалеть об этом. Светлячок вдруг истончился, замерцал, а потом его и вовсе втянуло в эти врата, которые Константин принял за пелену мглы. Впрочем, это были даже не врата, а Врата.

Высотой они достигали крепостной стены пограничной крепости, а толщиной, даже навскидку, могли поспорить с той же самой стеной. Один неосторожный взгляд на них подавлял и внушал беспокойство. Император невольно сделал шаг назад, подальше от этого порога бездны. Константин мог поклясться, что в тот момент услышал клацанье клыков и потусторонний едкий смех.