И так каждый раз. Что бы ни произошло во дворце, какой бы документ ни подали на подпись, к какому бы решению ни склоняли, всегда найдется второе дно. И хорошо если только второе, потому как под ним, если вглядеться глубже, можно увидеть и третье, и порой даже четвертое.

А здесь, среди полей и еле слышного шума ветра в листве, спокойно. Совсем как некогда у костра, где собирался специальный отряд лучшей наемной армии по эту сторону горизонта.

– О чем задумались, ваше величество?

Константин вздрогнул от неожиданности, а потом понял, что Гийом уже давно не спит, а внимательно смотрит на своего правителя. Император мигом принял строгий, суровый вид и резко отвернулся от окна. Нельзя показывать слабость никому, даже ближайшему советнику. Отец, последний император, всегда говорил, что сила главы страны – прежде всего в его осанке. Если она может выдержать яростные взоры челяди, завистливые – врагов, подобострастные – лизоблюдов и спокойные – приближенных, значит, правитель силен своим стержнем. А никто в этом забытом богами мире не посмел бы сказать, что у Константина слабый стержень.

– Что говорят казначеи? Хватит ли нам запасов зерна и муки, если с востока придут сухие ветра?

Волшебник немного помолчал, а потом покачал головой.

– Вам сейчас надо думать не об эт…

– Гийом! – твердо произнес правитель, сжимая подлокотник диванчика. – Позволь мне самому решать, о чем мне думать, а о чем нет.

– Да, конечно, ваше величество. Простите мне мою дерзость, – склонился в поклоне советник. Впрочем, поскольку он сидел, выглядело это несколько неправильно. – Если повысить среднюю цену рыночной муки и зерна, то не придется беспокоиться о запасах на случай засухи, так как крестьяне запасутся сами. А если еще и понизить скупочную цену, то и вовсе можем даже в плюс запаса уйти.

Константин немного подумал, а потом все же нашел второе дно:

– Эта тактика ударит по горожанам. У них не будет больших запасов. В маленьких городах, а также в бедных районах крупных центров может начаться голод.

– Что прибавит казне лишний процент дохода, а с улиц уберет всякую погань, отребье и босоту.

– Которая мигом рванет на широкую дорогу искать счастья, – подытожил Константин.

– Плюсы со всех сторон, – развел руками советник. – Крестьянам – зерно и мука, казне – золото, наемникам – лишняя отрада погоняться за разбойным людом.

– Ты мне про наемников не заливай, – прищурился Константин.

Советник передернулся. Его всегда нервировали это панибратство и простецкий говор императора. Хотя, надо признать, за это его не любил весь двор, но просто обожал челобитный люд, разносящий весть о том, какой простой и понимающий сейчас правитель на троне.

– Какая радость гонять косых бродяжек с дрекольем да ржавчиной на руках? – усмехнулся император.

Гийом внимательно вгляделся в задумавшегося правителя, а потом недовольно вздохнул. Сейчас будет вынесено решение, идущее вразрез с политикой казначейства и совета, но устраивающее люд в целом и Константина в частности.

– Поднимем стоимость скупки, но дадим ограничение – по три центнера с амбара. В городе на два сезона понизим общую цену до семи медных за полкило муки и до двух серебрушек за кило зерна.

– Но ваше величество! Это пагубно отразится на казне! Мы можем потерять до трех процентов ежегодной выручки!

– Три процента – это лишь двенадцать тысяч золотых, – отмахнулся император.

– Вы готовы заплатить эти деньги за жизни нищих и бродяг?

– Которые, если ты не забыл, старший советник, тоже являются подданными этой страны.

– Скорее ее паразитами.

– К тому же, – Константин, словно не заметив язвительного комментария, продолжал смотреть в окно, – я собираюсь ужесточить прием в Академию.

Маг поперхнулся воздухом и во все глаза уставился на абсолютно спокойного правителя, немного устало смотрящего на мелькающий за окном пейзаж.

– Что вы собираетесь сделать?

– Перестань, – скривился император. – Ты прекрасно знаешь, о чем я. Из-за этой самой Академии в высшем аппарате власти процветают взяточничество и распил. Пять тысяч золота за год могут позволить себе не все чинуши, у которых детки имеют дар. Но при этом все хотят, чтобы в семье был маг. Отсюда вечный кошмар на границе, разница в отчетах мэрий о реальном положение дел и прочая требуха, которая опостылела не только народу, но и мне.

– Вот уже триста лет в Академии все идет своим чередом…

– Ты сам говорил, что пришла эпоха перемен. Вот я и собираюсь ей немного помочь.

Гийом понял, что императора не переубедить, и поник. Спорить в последние часы жизни фактически с племянником ему не с руки. Пусть делает то, что считает нужным. Когда материк утонет в крови врагов Империи, всем будет не до реформы магического образования.

– Со следующего года стоимость обучения для знати вырастет с пяти тысяч до девяти, а любой одаренный из низшего сословия будет учиться бесплатно.

– Девять тысяч?! Бесплатно?!

– Да, – все так же спокойно кивнул Константин. – И я не стану заставлять их служить стране. Отучатся – и пускай делают то, что сердце подскажет.

– Вы угробите весь магический баланс! Страны наводнятся отрепьем с даром!

– И к демону, – пожал плечами император. – Разве ты не видишь – магия умирает! Не хочу, чтобы те, которые способны ее творить, были лишены этого из-за клятого металла.

Гийом посмотрел на императора и понял, что тот проверяет его. Старший советник так и не рассказал своему правителю всей правды. Когда откроются Врата и Империя получит величайшую армию в истории Ангадора, произойдет еще кое-что. Кое-что, что спасет магию и всех волшебников этого мира. Да, старый маг собирался стать спасителем, имя которого не забудут даже спустя века и тысячелетия.

Константин же все смотрел в окно. Они уже проехали предместья и теперь катили по дороге, некогда принадлежащей графам Гайнесам. Правда, сам род прервался почти девять лет назад, а их земли отошли казне. В том числе и золотой рудник, в сторону которого столь неспешно катила карета.

Вскоре император вновь задремал, а советник, потерев вспотевшую и затекшую шею, скрестил руки на груди. Не так он представлял себе последние часы жизни. В отрочестве будущий великий маг наивно полагал, что помрет с мечом в руках у ворот вражеской крепости. В юношестве мечтал о смерти от перепоя и воистину демонического блуда. В пору студенчества молил о любой смерти, лишь бы не сдавать экзамены тогдашнему ректору, чокнутому боевому магу. Но ни в одних своих грезах он не видел себя в богатой карете, причем настолько седым, что невозможно вспомнить, когда волосы блестели привычной чернотой. Впрочем, у богов, видно, были свои планы на пастушьего сына, который забрался так высоко, как не мог представить даже в своих самых смелых грезах…