тихо). Речь. (Громко.) Слушай, Малахий — не только ты, а все, кто в доме сем сущи! Думалось нам, что доживешь ты безмалахольно свой век и кончишь жизнь на руках у нас, у друзей, и мы за гробом твоим пойдем с пением: святый боже, святый, бессмертный, помилуй нас… Дайте воды! (Выпил, тяжело вздохнул.) Спокойно! Думалось, что эту речь я скажу над могилой твоей, или ты над моей, потому что ведь это одинаково, а вышло не так. Не тот путь ты себе избрал и изменил религии, закону, жене и деткам, и нам, друзьям и кумовьям твоим… И куда ты вообще идешь, подумай только!.. Выпейте воды, Тарасовна!..

Т а р а с о в н а (выпила воды, едва вымолвила). Я ж не выживу одна, помру я, Малахий.

Еще кто-то хотел выпить воды, но кум, строго взглянув, заткнул графин.

К у м. Но не верю я, не верю, что пойдешь ты по темному пути, потому кто же, как не ты, был наивернейшим христианином и на клиросе двадцать семь лет пел, а что уж до святого писания, то до буковки его знаешь! Не уходи! Тебя просит церковный совет, выбрать хотят председателем, и это факт!..

Б а с, т е н о р, с о с е д и. Факт, в воскресенье и собрание.

М а л а х и й (подошел к клетке, задумался, затаили все дух, снял клетку). Вот так и я сидел, вот так — в клетке — лучшие годы своей жизни. (К окну, да и выпустил канарейку.) Лети, пташка, и ты в голубую даль. (Повернулся ко всем.) Прощайте!

К у м (сделав знак тенору, Малахию). Кум, не ходи, погибнешь!

М а л а х и й. Пусть погибну!

— Ради чего, кум?

— Ради высшей цели.

Любуня заиграла на фисгармонии, тенор взмахнул рукой, как крыльями, и понеслось: «Милость мира жертву хваления» Дехтерева. Малахий остановился, хотел что-то сказать, но бас не дал: покрыл все голоса и фисгармонию, даже жилы на шее вздулись — вывел: «Имамы ко господу».

М а л а х и й (болезненно усмехнувшись, куму). Вот вымел из души паутину религии, а не знаю, почему этот напев так чудно волнует…

Х о р (дальше). «Достойно и праведно есть поклонятися отцу и сыну и святому духу, троице единосущной и нераздельной…»

М а л а х и й. Еще маленьким, помню, как пели это на троицу, представилось мне, что за нашим местечком бог сошел на землю, ходит по полю и кадит… Седенький такой дедушка в белой одежде, с печальными глазами… Он кадит на жито, на цветы, на всю Украину… (Соседям, куму.) Вы слышите, — бряцает кадило и поют жаворонки?

К у м. В воскресенье, кум, в церкви разве так будут петь «Милость мира»?! Оставайся с нами! (Взял Малахия за руку, приготовился уже снять с него котомку.)

М а л а х и й (вдруг очнулся). Пусти! Довольно этого ядовитого пения! Замолчите!

К у м (рукою). Пойте!

М а л а х и й. А-а, так ты нарочно созвал церковных хористов, чтобы отравить меня этим пением и ладаном? Но это тебе не удастся! Ибо смотрите — подходит к старенькому богу кто-то в красном, лица не видно, и бросает бомбу.

Х о р (грянул). «Свят, свят, свят, господь Саваоф, исполнь небо и земля сланы твоея…»

М а л а х и й. Вы слышите гром? Огонь и гром на цветочных степях Украины! Смотрите — рушится, падает разбитое небо, вон сорок мучеников вниз головой, Христос и Магомет, Адам и Апокалипсис разом летят… И созвездия Рака и Козерога в пух и прах… (Запел изо всех сил.) «Вставай, проклятьем заклейменный…» Чувствую — рушится проклятие. Вижу даль голубого социализма. Иду! (Жене.) Будь здорова и счастлива, старушка!..

Т а р а с о в н а (зарыдала). Не уходи, Маласик, умру я здесь. Придет, придет тоска горбатая и сядет ночью в головах… Засушит, задавит…

10

Вдруг вбежала  с т а р ш а я  д о ч ь  с убитой курицей:

— Маменька! Папенька! Курицу нашу убили! (Нависла тишина.)

К у м. Какую?

— Вот, желтоватую с золотым хохолком…

М а л а х и й (взял курицу, осмотрел). Кто убил?

Д о ч ь. Тухля Василий Иванович. Палкой по голове попал.

К у м (Малахию). Что, кум? Еще со двора не вышел, а уже враги твои подняли головы. Да я бы на твоем месте до смерти не спустил этого Тухле. Сейчас бы за милицией и в суд…

С о с е д и. Конечно, надо в суд!

Т а р а с о в н а. Ведь это же золото, а не курица. Помнишь, Маласик, как ты ее еще цыпленком пшенной кашей кормил, а она поест да на плечи хур-хур…

К у м (увидев, что Малахий задумался). Зовите милицию! Я буду свидетелем. Люди добрые! Посмотрите, какое варварство! Убита невинная курица — и за что?

М а л а х и й. Да. Это варварство.

К у м. Так зови милицию писать протокол.

М а л а х и й. Нет, не нужно… Протоколами зла не уничтожишь и социализма не построишь. Это преступление еще раз убеждает меня, чтобы я немедленно поспешил к Совнаркомам для одобрения моих проектов… Ведь главное теперь — реформа человека, именно об этом я и составил… Иду!

К у м (уже и он растерялся). Кум, не ходи! Помнишь, как еще школьниками мы ели крашенки в страстную пятницу?

Малахий напялил картузик на голову.

Не ходи, не то ударю!..

Любуня упала на колени перед отцом, одними глазами просила.

М а л а х и й. Растрогали вы меня, взволновали… Но не могу, дочка, не могу, куманек, оставаться, так как во сто раз сильнее я взволнован и потрясен революцией.

11

Т а р а с о в н а (тем временем примчала из кухни сладкую бабку). Маласик! Вот я тебе любимую бабку спекла… Не уходи, Маласик! Посмотри, какая она вышла пушистая, ароматная… А вот и звезда пятиконечная из изюминок…

Еще трижды поколебавшись, пошел  М а л а х и й. Ступал через силу, словно выбирался из болота. За порогом его походка стала свободнее. Выпала бабка. Подогнулись ноги у Тарасовны, припала она к разбитой миске.

С о с е д и. И миска разбилась…

Т а р а с о в н а. Не миска, соседушки, это жизнь моя разбилася… (Заплакала тихо и тяжко.)

Дочери сомлели. Любуня, как статуя, окаменела. Кум, открыв дверь, смотрел вслед. И, как камыш вечерней порой, шуршали соседи.

— Ну уж и драма! Вот уж когда можно выплакаться вволю!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

1

Зазвонили телефоны в СНК УССР — это жаловались  к о м е н д а н т ы, что им доставляет много хлопот Малахий Стаканчик.

— Очередной секретарь СНК? Звонит комендатура. Дайте, пожалуйста, распоряжение, что же делать с Малахием Стаканчиком? Да с этим сумасшедшим, что пишет проекты. Третью неделю ходит, изо дня в день. И хоть бы один, а то наладил и других водить. Кого? Вот, например, подрался кто-то с женою, он его привел, кто-то кого-то обругал, он обоих приволок, пьяный мочился где-то в переулке, он и его уговорил прийти. Требовал немедленной для них реформы… Слушаю. Да-да-да. А если не послушается, тогда что? (Бросил трубку.) Вот так распоряжение!

В т о р о й. Что он сказал?

П е р в ы й. «Тактично и