На следующее утро я встретил на кухне Наташу, одну из вчерашних невольных слушателей вечера поэзии, и спросил ее, как закончился вечер, предвосхищая ее длинные эпитеты по поводу чудесно проведенного времени с такими интеллектуальными и творческими людьми, как Федор. Однако Наташа кисло улыбнулась и коротко сказала: «Представляешь, этот козел нам до пяти утра свои стихи читал». Наверное, Наташе тоже больше всего вчера хотелось узнать, как себя ведет в постели 23-летний юноша.

* * *

Другую историю мне рассказали старожилы нашей общаги. За год до нас на вступительные экзамены в аспирантуру приехал один низкорослый парень. Он занимался спортивной гимнастикой, а все хорошие спортсмены этой специализации, как правило, были маленького роста. Так как гимнаст приехал в Питер на короткое время, чтобы только сдать вступительные экзамены, то, естественно, он взял с собой минимум вещей. Тапочки в этот минимум не вошли, поэтому гимнаст использовал те тапочки, которые ему оставил по наследству предыдущий житель той комнаты, в которую поселили гимнаста.

А предыдущим жителем был высокий баскетболист, центровой, ростом свыше двух метров. Для маленького гимнаста тапочки баскетболиста были не просто тапочками, а галошами, в которых он тонул. Можно даже сказать, что гимнаст ходил по коридору общаги не в тапочках, а в ластах, одетых задом наперед, настолько эти тапки были ему велики.

Как-то раз наш гимнаст пошел в туалет «по-большому». В общаговском туалете стоял высокий унитаз без сидушки, и на него нужно было забираться с ногами, если приспичило покакать. Гимнасту приспичило, и он залез с ногами на унитаз. Посидел минут пять, подумал, покурил сигаретку. Потом слез на пол и потянулся нажать слив воды, чтобы замести все свои следы пребывания в этом шикарном и уютном месте, но вдруг от изумления замер. В унитазе ничего не было. Гимнаст испугался. Как же так, он же когда сидел, то чувствовал, что ведь точно что-то такое было. И было не маленькое, а существенное после хорошего обеда. Что за галлюцинации? Но чуть позже взгляд гимнаста упал вниз, к своим ногам, и он увидел большую-большую кучу дерьма в своих тапках. Старожилы говорили, что гимнаст разулся прямо в туалете, потом с матом выкинул в мусоропровод тапки, пинком открыл дверь в свою комнату и, поминая баскетболиста последними словами, собрал все оставшиеся в комнате вещи баскетболиста и тоже с трехэтажным матом выбросил их в мусоропровод.

Этот рассказ старожилов общаги еще раз убедил меня в том, что маленькие ростом люди бывают очень говнистыми.

* * *

Поступил я в аспирантуру в 1990 году. В те времена учеба в аспирантуре еще ценилась государством, и я получал достойную ежемесячную стипендию в размере 40 рублей. При этом билет на самолет из Санкт-Петербурга в Алма-Ату стоил 70 рублей, и, естественно, я раз в полгода позволял себе летать домой. В первые два года обучения аспиранты жили у нас в общаге по двое в комнате. Мне попался соседом по комнате тридцатилетний парень из Сыктывкара – Андрюха Черных. Андрей был человеком с бешеной энергией. Все его интересовало: и политика, и новости, и книги, и театры. Учась в аспирантуре, Андрей одновременно работал тренером по дзюдо и грузчиком в салоне заказов. Перед сном Андрей всегда читал две книги сразу: почитает страниц десять первой и потом еще столько же страниц второй. Я в лице Андрея впервые увидел не только такого энергичного разностороннего мужчину, но и впервые повстречался с человеком, для которого самым важным в жизни является еда. Мой сосед много зарабатывал, но 80 процентов заработка у него уходило на продукты питания. Андрей был упитанным малым с белой кожей, как у альбиноса. Завтрак у нас всегда состоял из трех блюд: на первое – обязательно сваренные и обжаренные вместе с колбасой макароны. Перед употреблением Андрей в них добавлял в большом количестве майонез и перец. На второе блюдо была какая-нибудь каша: манная, гречневая, перловая, а на третье – горячие бутерброды с ветчиной и сыром. Завершали утреннюю трапезу чай с пирожными и конфетами. И это был только завтрак. Обед был еще больше по объему и количеству блюд. А за ужином мы вообще засиживались допоздна, что-нибудь без просвета жуя за столом вдвоем или с гостями-аспирантами. Андрей прекрасно готовил мясо, курицу и рыбу. Несмотря на то что я ел меньше Андрея, все же мои порции значительно увеличились по сравнению с алма-атинскими, и я начал быстро набирать вес. Как-то после обильного ужина я плохо спал из-за того, что переел. К тому же в комнате в ту ночь было душно. Вдруг сквозь дремоту я услышал шорох. Открыл глаза и увидел, как у открытой дверцы нашего холодильника «Малыш», который стоял на полу под письменным столом, сидел на корточках абсолютно голый Андрей и, чавкая, ел ложкой сметану. От вида этого белого комочка под тусклым светом из открытого холодильника, который ел с чавканьем сметану, меня сильно затошнило, и после этого случая я уже начал ограничивать себя вечерами в еде.

* * *

У нашей семьи в Алма-Ате в разное время были автомобили. Всегда старые, поддержанные, ибо в советские времена новые машины было тяжело достать, за ними стояли в очередях по 10–15 лет (как и за квартирами). Конечно, эти очереди продавались, продвигались по блату, но мои родители никогда не вели знакомств с людьми из-за меркантильных интересов, да и лишний раз просить кого-нибудь не любили.

Первую машину «Москвич-412» родители приобрели за деньги, полученные от продажи домашней библиотеки, книги которой отец собирал лет десять. В то время машины были дорогие. Их стоимость была даже выше, чем стоимость квартиры. Часто можно было прочитать в газете объявление о том, что меняли машину на квартиру. И я помню свои мысли тогда: «Вот же дураки! Меняют машину, которую очень трудно по жизни приобрести, на квартиру, которую можно когда-нибудь получить от государства».

Машина тогда была роскошью, а не средством передвижения, и наличие автомобиля говорило о достатке семьи.

В 1991 году из Алма-Аты в Германию на постоянное место жительства уехал мой институтский друг Иван Кунц. Годом раньше уехал из Алма-Аты в Питер я, но мы поддерживали с Иваном отношения, постоянно переписываясь по обычной почте. В то время, в начале перестройки и обнищания большинства людей Союза, многие начали гонять поддержанные машины из Германии. В основном пригоняли автомобили ради бизнеса, ведь навар получался от 100 до 200 процентов. Помогала в этом бизнесе и диаспора немцев в Германии, переселенцев из СССР. Я как-то прочитал статистику о том, что в 1993–1994 гг. только из Казахстана уезжало в Германию по 300 тысяч человек за лето! Целыми поселками немцы, по жизни очень трудолюбивые люди, проживавшие, как правило, в северных областях Казахстана, уезжали на свою историческую родину. Бросали прекрасные дома или продавали их за гроши. Так вот, в то время с помощью бывших соотечественников-немцев можно было взять в Германии 3–5-летний автомобиль за 1000–1500 долларов, потратить еще 500–700 долларов на пригон и растаможку и затем продать в СССР за 3–4 тысячи долларов. Многие «новые русские» на этом бизнесе поднялись, сделали свой первый капитал. Сначала сами гоняли, потом нанимали водилу на перегон одной машины, а позже начали возить на фурах по 10 машин сразу. Продавали немецкие тачки сначала на барахолках и по объявлениям в газетах, потом открывали свои стоянки по продажам подержанных автомобилей, ну и, наконец, некоторые перегонщики становились основными дилерами производителей и имели сеть собственных автомагазинов.