Отсутствие соответствия, равновесия между импульсами и сдерживающими началами – это не только патологическое явление, оно встречается, хотя и в меньшей степени, и у вполне нормальных людей, и так же часто, как недостаток воспитания в высших классах.

Импульс толкает преступников на действия, являющиеся преступлениями по отношению к другим людям; но как часто и нормальные люди должны раскаиваться в каком-нибудь необдуманном поступке, в нервном порыве, имеющем для них печальные последствия! Большею частью слишком импульсивный человек вредит только самому себе, портит свою карьеру, не развивает своих талантов, страдает от сознательного рабства, как от бедствий, от которых, быть может, мог бы избавиться.

Тот, кто является патологической жертвой задерживающих импульсов, – в высшей степени несчастный, больной: он неподвижен, молчалив, но внутри у него есть желание двигаться; тысячи порывов не находят выхода и мучат душу, стремящуюся к искусству, к работе, мысленно складывается красноречивейшая речь к врачу с просьбой о помощи, к близкой душе за утешением, но губы остаются молчаливыми. Человек живет как бы заживо погребенный.

И нередко вполне нормальные люди страдают от такой же причины. Они должны бы были в подходящий момент показать, чего они стоят, но не могут. Тысячу раз чувствуют, что открытый порыв души облегчил бы им трудное положение, но сердце их закрыто, и уста остаются немыми. Страстно желают поговорить с кем-нибудь, от кого ждут понимания, утешения, но, очутившись вместе с таким человеком, не могут произнести ни одного слова. Желанный собеседник их воодушевляет, расспрашивает, побуждает высказаться, но лишь их внутренняя агония служит ответом. «Говори, говори!» – толкает внутренний импульс, но сдерживающий момент оказывается неумолимым, как какая-то непобедимая материальная сила.

В воспитании воли посредством свободных упражнений, где импульсы и сдерживающие начала взаимно уравновешиваются, лежит единственная возможность излечения подобных недостатков, и то лишь в период, когда воля находится в процессе формирования.

Такого рода устойчивость, равновесие, как механизм периферии сознания, делающая светского человека корректным в его поведении, конечно, не составляет того, что мы называем твердой волей. Мы указывали выше, что сознание остается свободным и для других волевых актов. Какая-нибудь хорошо воспитанная аристократка с утонченными манерами может быть человеком, совершенно лишенным воли и характера, поскольку все ее поведение определяется механическими навыками механической воли, направленными лишь на внешние предметы.

Существует основное качество воли, на котором базируются не просто поверхностные отношения между людьми, но строится самое общество; это качество – постоянство.

Социальная структура общества базируется на факте, что люди могут постоянно работать и производить в известных границах столько, сколько необходимо для экономического равновесия народа. Социальные отношения, лежащие в основе воспроизведения вида, строятся на постоянном соединении в браке родителей. Семья и производительный труд – вот два кита общества: их базисом служит важнейшее волевое качество – постоянство и настойчивость.

Это качество – истинное проявление единства и преемственности внутренней жизни личности. Без постоянства жизнь представляла бы серию отдельных эпизодов, хаос. Это основное качество, когда оно охватывает чувства индивидуума и направление идей, всю его личность, мы обычно называем характером. Человек с характером – это человек постоянный, настойчивый, человек, верный своему слову, своим действиям, своим чувствам.

В сумме различных проявлений этого постоянства кроется элемент чрезвычайной ценности в социальном отношении – постоянство, настойчивость в работе.

Дегенерат, прежде чем он проявит криминальные инстинкты, непостоянство в чувствах, изменит своему слову и т. п., заметен по одному признаку, сразу рисующему его существом не общественным, потерянным: это его праздность, неспособность к настойчивости в труде. Также для обыкновенного трудолюбивого человека, ставшего жертвой душевной болезни, прежде чем он проявит какие-нибудь признаки умственного расстройства, дезорганизации, характерен один симптом – он не может больше работать. И правильно народ считает подходящей для брака девушку, отличающуюся трудолюбием, и мужчину надежным и хорошим, если он хороший работник. Эти свойства хорошего работника заключаются не в особенном умении, способности, а главным образом в постоянстве, в настойчивости. Самый скромный ремесленник, который работает, таит в себе все элементы, гарантирующие счастье и обеспеченность жизни.

Маленький ребенок, проявляющий, как первый конструктивный акт своей психической жизни, постоянство в работе и под влиянием этого вызывающий внутренний порядок, гармонию и рост своей индивидуальности, указывает нам, как откровение, какой тип человека явится полезным членом общества. Малыш, который упорствует в каких-нибудь упражнениях, работает со вниманием и сосредоточенностью, вырабатывается в человека постоянного, с характером, человека, который обладает всеми ценными человеческими свойствами, венчающими самое основное и единственное – постоянство в работе. Какую бы работу ни выбрал ребенок, результат будет один и тот же, поскольку он проявляет постоянство. Потому что ценна не сама по себе работа, но работа как средство для создания внутренней жизни человека.

Тот, кто прерывает ребенка в его занятиях, чтобы научить его чему-нибудь определенному, например, заставляет его бросить арифметику, чтобы перейти к географии и т. п., и думает, что таким образом способствует культурному развитию ребенка, на самом деле просто смешивает средство с целью и губит человека по-пустому. Необходимо направить вовсе не культуру человека, а самого человека.

Если настоящее основание воли – постоянство, то все же мы признаем волевым актом решение. Для того, чтобы выполнить какое-нибудь сознательное действие, необходимо, чтобы мы решились. Решение всегда результат выбора. Если у нас есть несколько шляп, при выходе из дома мы должны решить, какую надеть. Можно быть совершенно равнодушным и к коричневой, и к серой, и все же мы должны выбрать одну из них. Для такого выбора должны у нас быть какие-нибудь мотивы, что-нибудь за серую, что-нибудь за коричневую. Какой-нибудь мотив должен перевесить, и тогда совершается выбор. Очевидно, привычка перед уходом надевать шляпу облегчает выбор: мы почти не сознаем, что различные мотивы борются в нас. Это – вопрос минуты, и у нас не остается никакого впечатления усилия с нашей стороны. Сознание того, какая шляпа нужна утром, после обеда, для театра, для спорта освобождает нас от внутренней борьбы.

Не так обстоит дело, если, например, мы должны потратить известную сумму денег на подарок. Из каких предметов выбирать? Если у нас нет совершенно ясного представления об этих вещах, наша работа будет очень мучительной. Хотим, например, выбрать какую-нибудь художественную вещь, но, мало зная искусство, боимся показаться очень несведущим, быть обманутым, стать смешным; не знаем, что более подходит для данного случая – кусок кружева или серебряная ваза. Нам нужно, чтобы кто-нибудь осветил все эти стороны, которых мы не знаем, и мы идем за советом. Совет ведь относится к нашему незнанию, нам нужно некоторое освещение нашей неосведомленности, а не толчок нашей воле. Воля – это оберегаемая вещь, мы ее оставляем для себя; воля – это нечто совершенно другое, чем знание, необходимое при решении. Выбор, который мы делаем после одного или многих советов, все-таки носит наш отпечаток, будет решением «я».