Что касается Британии, то здесь на форзаце первых изданий великого руководства по сельскому хозяйству ботаника Джона Паркинсона “Paradisi in Sole Paradisus Terrestris” (название – остроумный двуязычный каламбур, оно означает «Рая-на-Солнце Рай-на-земле», поскольку «Паркинсон» созвучно “Park-in-sun” – «(Райский) сад на Солнце») красовалась гравюра «Адам и Ева в Раю любуются растениями». Выбор растений там поистине роскошен – яблони, пальмы, лилии, цикламены, тюльпаны – и длинноволосая Ева просто восхитительна, а рядом пристроился легко узнаваемый агнец на стебле, и пищи у него пока что вдоволь.

На заре эпохи Просвещения к этой неправдоподобной легенде стали относиться скептически. В музеях Европы нашлись кое-какие иссушенные мощи, якобы принадлежавшие чудесным растениям-агнцам, однако те, кто подарил их музеям, похоже, не видели живого зверя своими глазами. Всегда одно и то же – истории, рассказанные коллегами, которые прочитали их в мемуарах какого-то кабинетного ученого. Крепли подозрения, что речь идет о каком-то обычном растении или артефакте, который просто раньше никто не описывал, а теперь рассказы о нем безнадежно искажены и щедро сдобрены какими-то слухами из третьих рук и отрывками из экзотических татарских сказок. Первым ученым, который усомнился в этой легенде, был доктор Энгельбрехт Кемпфер, хирург из Голландской Ост-Индской компании, и произошло это в конце XVII века. Его исследования «травоядных зоофитов» оказались бесплодными, зато он обнаружил породу овец на побережье Каспийского моря, обладавшую удивительно мягкой шкурой и тонкой шерстью. Местные скотоводы часто резали беременных овец, чтобы добыть еще более нежные шкурки нерожденных ягнят. Их кожа была тоньше самого лучшего пергамента. При высыхании она сжималась и «принимала форму, которая могла бы натолкнуть несведущих и легковерных на мысль, будто перед ними меховая тыковка». Кемпфер полагал, что именно эти высушенные шкурки, попавшие в европейские коллекции, и выдают за образчики меха зоофита.

Однако еще более правдоподобное объяснение появилось после того, как в 1698 году великий коллекционер сэр Ганс Слоан представил очередной ссохшийся экспонат собранию членов Королевского научного общества[60]. В последующие два столетия этот артефакт считался источником всего корпуса мифов о растении-агнце. Это был фрагмент корневища китайского древовидного папоротника длиной около тридцати сантиметров и толщиной в запястье, на котором было грубо вырезано ножом подобие овечьей головы, а из четырех отростков сделано что-то вроде ножек. Корневище было покрыто желтоватым пушком, местами достигавшим полусантиметра. Легендарное растение, сделанное из настоящего. На протяжении XVIII века в Азии то и дело находили очередные образчики резных корневищ, и все они принадлежали древовидным папоротникам рода Dicksonia. Их продавали как игрушки и сувениры, а легковерным туристам, несомненно, выдавали за диковинных зверей загадочного Востока.

Еще на сто лет споры улеглись ко всеобщему удовольствию – что не может не удивлять, ведь все поверили, будто источником изысканных, широко распространенных легенд на протяжении более тысячи лет служили грубые поделки. Однако в восьмидесятые годы XIX века Генри Ли, член Линнеевского общества и борец с расхожими мифами, автор “Sea Monsters Unmasked” («Разоблачение морских чудовищ») и “The Octopus, or the Devil-fish of Fiction and Fact” («Осьминог, или Дьявольская рыба: вымысел и факты») решил, что нашел подлинное объяснение, которое к тому же прекрасно согласовывалось с тогдашними имперскими амбициями Британии. Фигурки из корневищ папоротника он подверг осмеянию. «Должен выразить весьма определенное мнение, что и они, и «агнцы» (?), сделанные из них, имеют к происхождению легенды о “Barometz” [sic] не больше отношения, чем фальшивые русалки, которых так ловко мастерят японцы, к происхождению мифа о людях и божествах с рыбьими хвостами»[61]. Генри Ли писал свои книги за прочными стенами лондонского «Клуба дикарей», излюбленного пристанища путешественников и чудаков-интеллектуалов, и предложил радикально новое толкование, которое по-прежнему основывалось на предположении о неверно понятой сущности, однако было правдоподобнее прежней версии. Ли рассмотрел все доступные данные и сделал вывод, что теперь мы можем уверенно опознать подлинные «формы и черты» растения-агнца «в различных обличьях, которое оно было вынуждено принимать в рассказах охочих до чудес средневековых сплетников» и понять, что это «растение, которое играет для человечества куда более важную роль, чем пустячные игрушки, которые китайцы делают из корней папоротника». Ученый победоносно объявил, что первоначальный «борамец» – не что иное, как коробочка хлопка на стебле. Это был вполне приемлемый и патриотичный вердикт человека, который в заключительной главе с жаром настаивает, что Британия должна удержать Индию, упоминая при этом, какие огромные прибыли сулят ее хлопковые плантации (см. рис. 15 на цветной вклейке).

Самое странное – как этот странный миф вообще сумел укорениться в Европе. Хлопчатник – растение всем знакомое. Его ввозили в Южную Европу со времен античности, а к XIV веку он вошел в обиход уже по всему континенту. К концу XVI века фламандские прядильщики и ткачи производили в Британии хлопковые ткани из сырья. В 1597 году ботаник Джон Джерард небрежно писал о хлопчатнике: «Было бы излишне рассказывать, чем так хорош пух этого растения: об этом говорит и житейский опыт, и ежедневное применение, и польза, которую он нам приносит»[62]. Он пытался выращивать хлопчатник у себя в саду в Холборне. Тот «рос очень хорошо, но погиб, не успев созреть, по причине заморозков, приключившихся в пору его цветения».

Итак, перед нами отнюдь не таинственный незнакомец – и в виде необработанной коробочки, и в виде готовой ткани. Даже если исходное растение было редкостью, едва ли тот, кто впервые видел этот непритязательный кустик с семенными коробочками в виде комочков пуха размером с инжир, мог бы принять его за фантасмагорический гибрид растения и животного. Однако происхождение легенды, а может быть, и ее психологическая основа и правда перекликаются с подлинной историей хлопчатника, которая ничуть не менее увлекательна и необычна, чем вымышленные рассказы о растении-агнце.

* * *

Род Gossypium (семейство Мальвовые) включает в себя четыре вида, известные как хлопчатник, – два из них произрастают в Старом Свете, два в Новом[63]. Их уже давно окультурили и создают из них гибриды – так давно, что так и не удалось найти дикорастущего предка видов Старого Света G. arboreum и G. herbaceum, хотя есть несколько версий, но все они неубедительны. Культурные сорта, вероятно, появились в Африке еще до каменного века и были выведены из какого-то дикорастущего вида Gossypium, которые находят там до сих пор, а их пух применялся не в ткачестве, а в каких-то других, не связанных с ним областях, – вероятно, для церемониальных украшений или для кровоостанавливающих повязок. В какой-то момент первые культурные сорта попали в Азию, где около 1000 года до н. э. в долине реки Инд появились первые свидетельства о профессиональном ткачестве. Затем хлопчатник медленно распространялся на запад, и в Книге Есфирь говорится, что стены дворца царя Соломона завешаны «бумажными» тканями. В V веке до н. э. Геродот, один из самых надежных классических комментаторов, писал: «В Индии… плоды дикорастущих деревьев дают… шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти» (пер. Г. Стратановского). В этом описании видны зачатки мифа о растении-агнце, однако нет никаких намеков на то, что Геродот считал хлопчатник не просто обычным растением с необычными плодами. Пройдет пятьсот лет, и Плиний Старший обнаружит, что хлопчатник мигрировал еще дальше на запад, и определит, что его коробочки с ботанической точки зрения – плоды, содержащие семена: «Верхняя часть Египта, обращенная к Аравии, родит кустарник, который некоторые называют госсипион, многие – ксилон, и потому сделанные из него полотняные ткани – ксилинами. Он небольшой и выпускает похожий на мохнатый орех плод, пух которого, из внутреннего волокна, прядется» (пер. М. Сергиенко). Хлопчатник следовал по знакомой дороге на запад – сначала римляне импортировали индийские ткани, потом, в начале X века, мавры вводили свои принципы сельского хозяйства и культурные сорта в Испании и на Сицилии.