Люсинда почувствовала, как кровь прилила к щекам.

– Прости меня, Джастин. Нельзя было позволять ей играть в детской. В мансарде тепло и уютно, но слишком тесно для ребенка. Раньше она жила в лесном домике с моей старенькой няней, там было сыро, девочка начала болеть, и я…

Брови герцога сошлись на переносице.

– Ты поселила ребенка в замке и думала, что я об этом не узнаю? Объясни мне, Люсинда, что я сделал не так? Чем заслужил подобное отношение? Ты могла бы поставить меня в известность хотя бы из вежливости.

От его спокойного, ледяного тона у Люсинды разрывалось сердце. Она не знала, что ответить. Перед ней сидел не Джастин, а герцог Эйвонли, наследник древнего, всеми уважаемого рода. Красивый, влиятельный, сдержанный. И он выражал ей свое неодобрение.

– Ты не заслужил такого отношения, Джастин, прости меня. Я с самого начала боялась сказать тебе о дочери только потому, что знала: ты велишь отослать ее прочь.

– Ты так долго пропадала по утрам в лесу из-за того, что ходила навещать дочь?

– Да… Она плакала каждый раз, когда я с ней прощалась, и не хотела меня отпускать. С ней дурно обращались в приемной семье, Джастин. Клянусь тебе, до дня нашей свадьбы я не знала, что она жива. В письме шантажиста…

– Так, – перебил герцог, – теперь я начинаю понимать. Из письма шантажиста ты узнала, что твоя дочь жива, а затем ты сбежала из поместья. Что было дальше?

– Я поехала к матери. Поначалу она отказывалась признать, что меня столько лет обманывали, но потом все рассказала. Отец велел отдать мою новорожденную дочь в работный дом и тем самым обрек ее на ужасную судьбу. Девочку удочерила бездетная пара, затем у них появились свои дети, и Анджелу превратили в служанку. Я сама видела, как ее заставляли выносить помои и нечистоты…

– Как ты убедила приемных родителей вернуть тебе ребенка?

– Я… – Люсинда опустила голову, не смея смотреть мужу в глаза. – Анджела была такая худенькая и несчастная… Я наблюдала за ней несколько дней, выждала подходящий момент и просто забрала ее с собой, а потом поселила в лесном домике на окраине поместья. Я думала, ты прогонишь меня, когда узнаешь мою тайну, и хотела попросить у тебя немного денег, потому что потратила все свои сбережения. Мне нужны были какие-то средства на первое время, а затем я собиралась найти работу, чтобы снять дом и содержать нас троих: себя, Анджелу и няню. Но я не успела поговорить с тобой об этом – сначала ты гневался, потом сказал, что не отпустишь меня из поместья…

– Ты согласилась остаться только потому, что хотела попросить денег?

Люсинда печально покачала головой. Помолчав, Джастин спросил:

– На что ты рассчитывала, когда привела ребенка в замок? Ты же понимала, что будет, если все откроется?

– Я надеялась, что, если мы представим Анджелу как дочь моей покойной кузины, люди поверят. Ведь ты позволил бы жить в своем доме моей двоюродной племяннице, правда? Если бы ты официально принял ее, ни у кого не возникло бы подозрений.

– Возможно. Если бы не письмо шантажиста. Как ты думаешь, этот человек поддержит версию о покойной кузине?

Люсинда залилась краской, и Джастин нахмурился:

– Ты получила еще одно письмо?

Она молчала, и герцог начал терять терпение:

– Люсинда, изволь сказать правду. Хватит с меня твоей лжи!

– Прости… – Она с трудом сдержала слезы. – Пожалуйста, поверь мне, Джастин, я так раскаиваюсь в том, что обманывала тебя! Сегодня вечером я отдам тебе оба письма… если ты меня не выгонишь. Джастин, я пойму, если ты не пожелаешь меня больше видеть.

– Ты все еще моя жена. Мне казалось, я довольно ясно выразился в прошлый раз, Люсинда. Мне не нужен развод.

– А моя дочь? Что будет с Анджелой?

– Я пока не решил, куда ее пристроить. Ты ведь понимаешь, что она не может жить здесь на правах твоей дочери. Если нам удастся всех убедить, что девочка – дочь твоей покойной кузины, ей будет дозволительно изредка гостить у тебя или тебе наведываться к ней, никто и не подумает дурного. Но надо было сразу поселить ее с няней на детском этаже, напрасно ты привела их в мансарду – со стороны это должно казаться весьма подозрительным. Впрочем, я поговорю с миссис Манн. Объясню, что тебе пришлось спешно забрать двоюродную племянницу к себе, потому что женщина, которая присматривала за ней после смерти матери, больше не может выполнять свои обязанности. Поскольку все случилось внезапно, тебе понадобилось где-то поселить ребенка, а предоставить ей детскую комнату ты не осмелилась без моего разрешения.

Люсинда неуверенно взглянула на мужа. Она ждала вспышки гнева, но он был спокоен, сдержан и суров. И выражение его лица ясно говорило о том, что мольбы напрасны. Глаза Люсинды наполнились слезами.

– Но я нужна своей дочери! Я люблю ее!

– Я понимаю, что девочка успела к тебе привязаться. Тем не менее даю слово, Люсинда, что о ней будут хорошо заботиться. Я не чудовище и не бесчувственный мерзавец, как ты, вероятно, обо мне подумала. Эта девочка – твоя дочь, и она получит хорошее воспитание, подобающее юной леди. Возможно, однажды я даже представлю ее в наших кругах как свою дальнюю родственницу. Пока ничего не обещаю, но, если в дальнейшем ты станешь вести себя благоразумно, я, быть может, позволю тебе изредка видеться с ней. Так или иначе, я сумею обеспечить ей лучшее будущее, чем ты.

Разумеется, герцог понимал, что без его финансовой поддержки Люсинда не справится и не сможет растить дочь в одиночку. А оказывать ей финансовую поддержку он, похоже, не собирался.

– Ты считаешь, что это справедливо? – тихо спросила Люсинда. – Забрать ребенка у матери – справедливо? Каково ей будет расстаться со мной?

У Джастина дернулся уголок рта – он пытался совладать с эмоциями, и ему это удалось, выражение его лица не изменилось.

– Она как-то обходилась без тебя в свои первые годы жизни. Девочка подрастет и привыкнет к новым условиям, которые будут гораздо лучше тех, что могла бы предложить ты, воспитывая ее в одиночестве. К тому же я не вижу другого выхода. Объявить всем, что с нами будет жить твоя внебрачная дочь, означает навлечь позор на весь род Эйвонли. Твоя репутация будет уничтожена, а твою Анджелу всю жизнь будут называть бастардом. Если же ты уйдешь от меня, возьмешь другое имя и станешь говорить, что ты вдова, одна воспитывающая ребенка, кто-нибудь рано или поздно все равно уличит тебя во лжи. Шантажист не оставит тебя в покое, Люсинда, до тех пор, пока будет уверен, что может вытянуть из тебя деньги. Или из меня. Так или иначе, я не позволю тебе уйти. Ты не считаешь, что у тебя передо мной есть некоторые обязательства? Я не принуждал тебя к браку, ты добровольно поклялась перед Господом быть со мной и в радости и в горе. Еще, насколько я помню, ты пообещала любить, почитать и слушаться меня. Намерена ли ты нарушить свою клятву?

– Джастин, прости меня. Я не хотела… – Люсинду душили рыдания оттого, что муж не понимал, как больно ей было лгать ему, и не верил, что она его любит. – Я никогда не хотела тебя обидеть…