учреждения (их называли именно пациентками, а не «поднадзорными», дабы не «ущемить их гордость») могли гулять по территории и играть в подвижные игры, ухаживать за двумя огородами или работать в прачечной: стирать, сушить и гладить свою одежду и вещи других пациенток. Праздность всячески возбранялась, так как именно она являлась основной причиной тяги к спиртному. На досуге женщинам разрешалось читать и заниматься вязанием и шитьем: изделия демонстрировались попечителям и благодетелям во время инспекций. Если женщина делала успехи, ее постепенно начинали выпускать во внешний мир с его соблазнами. Как правило, это означало прогулки по окрестностям под присмотром и даже поход по магазинам в соседнюю деревушку Хаунслоу. В целях предотвращения приступов меланхолии и отчаяния – а замужние пациентки были особенно им подвержены – женщинам часто устраивали развлекательные программы, например «музыкальные вечера» или групповые экскурсии в Лондон.

Энни поступила в «Спелторн» на годовую программу лечения. Согласно архивам «Спелторна», ее пребывание в лечебнице прошло относительно спокойно. Ее нет в списках возмутительниц порядка – женщин, которые так и не смогли справиться с зависимостью и рвали одежду, портили мебель и нападали на надзирателей. К ней пускали посетителей. Вскоре после ее поступления в лечебницу, 30 декабря, согласно учетной книге, к «миссис Чэпмен приезжал муж». Джон, вероятно, очень переживал за жену, если отпросился у Барри в разгар рождественского сезона. Именно Джон оплачивал лечение Энни – оно обходилось ему в двенадцать пенсов в неделю.

В ноябре 1883 года, незадолго до выхода из клиники, Энни разрешили съездить домой – возможно, чтобы проверить, готова ли она вернуться к прежней жизни. С этим простым испытанием она справилась и вернулась в «Спелторн» 14 ноября, чтобы завершить лечение. Ее официально освободили 20 декабря. Медсестра Лора Сквайр «проводила миссис Чэпмен до Виндзора и передала на попечение мужа».

Рождество и Новый год в семействе Чэпмен, теперь насчитывавшем всего четыре человека, прошли радостно и без капли спиртного. Мириам пишет, что ее сестра «вышла [из лечебницы] другим человеком – трезвой женой и матерью, и жизнь наладилась».

Увы, продолжение этой истории, рассказанное Мириам, звучит почти как предостережение из учебника для трезвенников. Прошло несколько месяцев после воссоединения Энни с семьей, и Джон «сильно простудился». Поскольку «по долгу службы он был вынужден уехать из дома», он «выпил стакан горячего виски», чтобы укрепить силы в непогоду. Вообще говоря, поразительно, что Энни так долго сопротивлялась соблазну выпить, учитывая, что в доме водилось спиртное. Джон «был осторожен и не пил в ее присутствии». Но перед уходом он «выпил [виски] и наклонился поцеловать ее на прощание; алкогольные пары от поцелуя всколыхнули пагубную страсть».

По словам Мириам, один этот поцелуй означал крах всего, чего Энни с таким трудом удалось достичь.

В поисках бутылки она, должно быть, перевернула весь дом. Впрочем, даже если бы она ее не нашла, это уже не имело значения. «Она вышла на улицу» и «менее чем через час превратилась в обезумевшую пьяницу».

Срыв Энни после года трезвости совершенно опустошил ее. «С тех пор она оставила все попытки исправиться», – сокрушалась ее сестра. Словами, которые откликнутся в душе любого хронического алкоголика, пережившего похожие глубокие страдания, Энни сказала сестре: «…Пытаться бессмысленно, никто не понимает моей ужасной борьбы… пока [бутылка] будет у меня перед глазами, пока я буду чувствовать запах [спиртного], я никогда не буду свободна».

Видимо, Джон пришел к такому же выводу. Вернувшись к старым привычкам, Энни вновь начала бродить по окрестностям поместья Сент-Леонардс-Хилл. В прошлом Барри со снисхождением относились к проблемам жены кучера. Возможно, ее даже поместили в «Спелторн» в результате вежливого ультиматума, предъявленного Джону семьей его хозяина. Но теперь Барри вращались в высших слоях общества, и известная всей округе непредсказуемая пьяница, блуждавшая по поместью, позорила их репутацию. В «Спелторне» Энни должна была вылечиться, а когда этого не произошло, хозяева потеряли терпение. Фрэнсис Барри ясно дал Джону понять, что дальнейшее присутствие миссис Чэпмен в его поместье нежелательно: или она убирается из дома, или Джон получает расчет[129].

Хотя Джон служил у Барри с 1879 года, даже с хорошими рекомендациями ему вряд ли удалось бы устроиться на столь же престижную и высокооплачиваемую работу. Поскольку на его попечении находились двое детей (один с тяжелой инвалидностью), он должен был думать об их благополучии.

На первый взгляд кажется, что супруги разошлись по-хорошему, но, безусловно, расставание причинило обоим душевную боль. Несмотря на болезнь Энни, Джон преданно заботился о ней, что свидетельствует об искренней любви. Он никогда не смог бы просто разорвать все отношения с матерью своих детей и выгнать ее за дверь, учитывая, в каком уязвимом состоянии она пребывала. Решение поместить Энни в «Спелторн» принимала вся семья. Так же и сейчас вся семья должна была решить, что с ней станется. Джон постановил, что будет выплачивать ей содержание в размере десяти шиллингов в неделю. Он сделал это в надежде, что Энни вернется к матери. В доме № 29 по Монпелье-плейс за Энни смогли бы присматривать родственники. На десять шиллингов, даже с учетом того, что Рут забирала бы часть этой суммы себе на содержание дочери, Энни могла бы комфортно жить и даже позволять себе предметы роскоши, к которым привыкла: парфюмированное мыло и недорогие украшения. Под присмотром заботливых сестер, рассудил Джон, ей вскоре станет лучше, а возможно, она и вовсе поправится. С поддержкой любящих родных она не пропадет.

8. Темная Энни

Джон хотел как лучше, однако его план провалился практически сразу же после возвращения Энни в Лондон. Прошло немного времени, и Энни поняла, что жить с семьей не может. Ни мать, ни сестры не потерпели бы рядом алкоголичку. Постыдный недуг Энни, позор от того, что она не в силах вылечиться, и ее несостоятельность как жены и матери сделали их отношения невыносимыми. Мириам пишет: сестра пообещала «никогда более не мешать нам», но сказала, что «не может не пить и не намерена прекращать». В конце концов Энни, как и многие зависимые, предпочла расстаться с близкими людьми, но не с бутылкой.

Все предпринимавшиеся ранее попытки рассказать о жизни Энни Чэпмен отличает одно значительное упущение: никто из исследователей не поинтересовался, как женщина, проживавшая в загородном поместье в Беркшире и в престижном Найтсбридже, в итоге очутилась в Уайтчепеле. Такое резкое изменение жизненных обстоятельств не могло произойти в одночасье: для этого Энни должна была не только переместиться в пространстве, но и спуститься по социальной лестнице. Даже внезапное ухудшение финансового положения не могло объяснить переезд из Найтсбриджа, расположенного на западе Лондона, в трущобы Уайтчепела на востоке. Дешевое жилье имелось не только в Ист-Энде: анклавы бедности