– Колонии? – испуганно охнула мама.

– Не надо пугаться, – успокоила ее собеседница, и до Коти снова донесся звук разливающейся по стаканам жидкости. – Колонии, детдома, интернаты – назови их как хочешь. Суть от этого не меняется. Это заведения, где профессиональные воспитатели, следуя генеральной линии партии, растят достойную смену для советского общества.

– Понятно.

– Ты мне ответь, почему именно Леша? Не пойму я тебя, Наташ! Что ты вцепилась в него мертвой хваткой? Разве мало вокруг других самцов? Мы боролись за создание женщины нового типа, по-мещански не зацикленной на влюбленностях в одного индивида. Нечего целиком и полностью зависеть от мужика. Ни морально, ни материально. Ты не должна бояться, что тебя бросят. Разве женщина вещь, чтобы ее бросать? Разве правильно, что мужчине позволено в сотни раз больше, чем нам? Ему не возбраняется иметь связи на стороне, в то время как женская сексуальная свобода вызывает остро негативную реакцию общества. И заметь, при разводе дети, словно пудовые гири, в большинстве случаев повисают на матерях, ибо папашам необходимо самореализовываться и искать свой жизненный путь, а женщина должна, как наседка, в это самое время сидеть с его ребенком. Я никогда не была согласна с таким порядком вещей. Да, я пристроила Алексея в военное училище, потому что и по сей день считаю, что государство гораздо лучше воспитает ребенка, чем одинокая мать. Что могла дать ребенку я, малограмотная девчонка из села Верхние Засохи Тверской губернии? Мой отец, Ванька-пьяница, бил мать смертным боем…

– Как Ванька? Вы же Яновна…

– А Ян, по-твоему, не Иван, что ли? Я себе, когда имя меняла, заодно и отчество переделала.

– Вы и имя сменили? Вас не Гертруда зовут?

– Меня зовут Варвара Ивановна. Ну и кому это интересно, когда все вокруг Даздрапермы, что означает «Да здравствует Первое мая!», или Владилены, назвавшиеся так в честь Владимира Ленина? Гертруда – это Герой труда. Я всегда трудилась, как герой, и честно заслужила это имя.

– Звучит благородно и где-то по-скандинавски, – поддакнула мама.

– Лешку я тоже сначала назвала Марленом, но он упрямый. Настоял, чтобы его звали Лешей. Пришлось переоформлять. Слушай, Наташ, – голос старухи сделался доверительным, – мы с тобой здравомыслящие люди и не можем не понимать, что мой сын вряд ли уже вернется к нормальной жизни. Даже если он придет в себя, то останется инвалидом. Не думаю, что тебе нужно взваливать на свои плечи такую обузу. Об инвалидах должны заботиться социальные службы. А ты молода, полна сил, тебе надо устраивать свою жизнь, искать достойную работу на благо общества. Не все же тебе с инженерным образованием ходить в прислугах! Я считаю, тебе, Наталья, нужно проявить благоразумие, довериться государству, оставить на попечение больницы Лешу, а Котю определить в детдом.

Котя не знал, что такое детдом, но слово это больно резануло ему слух. Мальчик замер под одеялом, с удвоенным вниманием прислушиваясь к доносящемуся с кухни разговору.

– Гертруда Яновна, что вы такое говорите! – рассердилась мама. – Об этом не может быть и речи.

Мамина реакция утвердила Котю в мысли, что красноглазая ведьма хочет ему зла.

– Тогда решай проблемы сама, – фыркнул противный голос. – Я не обязана жертвовать своим драгоценным временем ради твоей прихоти. Каждый должен заниматься своим делом. Я – писать воспоминания о революционной молодости рядом с великой Коллонтай. А специально обученные люди – воспитывать детей.

– Ну, пожалуйста, Гертруда Яновна! – взмолилась мать, и Котя услышал по дрожанию голоса, что она плачет. – Один денек! Только завтра посидите с Котиком, а там я что-нибудь придумаю.

И бабушка неожиданно дрогнула.

– Ну ладно, – благодушно протянула она. – Но только завтра! В честь праздника.

– Восьмое марта все-таки, – льстиво поддакнула мать. – Международный день солидарности трудящихся женщин.

– Вот именно. Потом даже не проси! Достаточно того, что я даю тебе и твоему мальчишке крышу над головой. Вы мне никто. Чужие люди. Так что имей в виду, Наталья, – как только умрет Алексей, я выставлю вас на улицу.

Горло Коти словно сжали стальные пальцы, из глаз от жалости к папе сами собой потекли градины слез. Стараясь не всхлипывать, он уткнулся лицом в намокшую подушку и так лежал, вздрагивая всем телом и икая, пока не заснул.

Рим, I век н. э.

Носилки из эбенового дерева, инкрустированные серебром, неторопливо двигались мимо пышного белоснежного храма с колоннами и портиком, возвышавшегося в самом центре Рима. Этот храм император Калигула, пресытившийся мирскими почестями и маловпечатляющими заменами голов на статуях богов, совсем недавно воздвиг в свою честь, повелев величать себя божественным Юпитером Латинским. Специально назначенные жрецы приносили ему в жертву павлинов, фламинго, тетеревов, цесарок и фазанов – для каждого дня полагалась своя жертва. В распахнутых дверях храма показалась статуя Юпитера Латинского в полный рост, которую Калигула повелел отлить с себя из чистого золота.

Завидев золотого императора, восседавший напротив Валерии Клавдий приосанился и кинул на невесту горделивый взгляд. Жених Мессалины потратил десять тысяч сестерциев на то, чтобы купить сан жреца Калигулы-Юпитера, позволяющий ему каждый день наряжать божественного идола в такие же одежды, в которые облачился и сам лучезарный Гай Цезарь. И вот, наконец, в знойной дымке римских улиц показались дворцы Августа и Тиберия и, севернее, жилище Калигулы – заветная мечта дочери сенатора Мессалы. Это был необыкновенно роскошный город в городе, со своими базиликами, фонтанами и садами, простирающимися на многие тысячи шагов, и имеющий своих носильщиков, для того чтобы добираться из одного его конца в другой.

Переступив порог Палатинского дворца, Валерия с внутренним трепетом прошла мимо храма Кастора и Поллукса, который служил Калигуле прихожей. Частенько стоя между статуями близнецов, император принимал божеские почести, именуя Диоскуров своими привратниками. Не переставая восхищаться увиденным, Валерия, поддерживаемая под локоть женихом, в сопровождении преторианцев шла мимо великолепных произведений искусства – статуй, картин, предметов интерьера. Переходила ажурные мостики, перекинутые через водоемы, спускалась и поднималась по мраморным лестницам, соединяющим верхние и нижние ярусы садов, прежде чем подошла к отделанным чистым золотом покоям императора и остановилась у высоких распахнутых дверей, ожидая, когда тот удостоит ее взглядом.

Завистники шептались, что Калигула наряжается с вызывающей роскошью, не подобающей титулу цезаря. Однако Мессалина с восхищением смотрела на богато расшитую каменьями алую столу, очень похожую на женскую, на золотые туфли и выкрашенную золотом бородку Калигулы и находила императора поистине прекрасным. Стоя у статуи Изиды, Гай Цезарь, не обращая внимания на вошедших, беседовал с богиней так, как если бы она могла его не только слышать, но и отвечать. Закончив беседу, он наконец-то заметил дочь сенатора Мессалы и царственным жестом протянул ей руку.