А Джесса была мотыльковой феей – и других слов для нее Алиот Гиеди найти так и не смог. Уговорами, почти шантажом он заставлял ее приходить на свидания, которые – не подумайте ничего плохого, а лучше посмейтесь над знаменитым столичным сердцеедом эрст-капитаном Гиеди – были совершенно невинны. Нельзя сказать, чтобы грешные мысли не приходили в голову Алиоту; просто мысли эти приняли вдруг совершенно неожиданный для эрст-капитана оттенок. Он осознал, что именно к Джессе хочет возвращаться со службы и именно Джессу хочет видеть матерью своих детей. И дурацкая формула старинных романов «Они жили долго и счастливо и умерли в один день» показалась ему самой верной для описания той жизни, которую он задумал для себя и Джессы.

Мезальянс вышел, конечно, да еще и скандальный – с такой-то родней невесты! Но Гиеди, благодарение небесам, мезальянсов никогда не боялись. Дед, которого как главу клана Гиеди поставил в известность о своих намерениях, сморщился, будто сжевал лимон, но никаких особенных возражений не высказал. Только и промолвил: «Смотри, тебе с ней жить. Развод – это не для Гиеди. Впрочем, ты уже большой мальчик».

Оставалось просить руки девушки у ее семьи. Вернее сказать, Гиеди собирался просто поставить Сафаров в известность о своих намерениях, а вовсе не спрашивать их разрешения на брак. Оставалось только обдумать, как, собственно, ему следует поступить с новоявленными родичами.

В отношении младшего у него не возникло никаких затруднений. Мальчишка Сафар, конечно, – дрянь человечишка, шпана, шалопай, но армия и не из таких делала настоящих людей. В юнкерском училище ему предоставят возможность стать достойным уважения офицером.

А вот старший… Проще всего, конечно, было устроить ему несчастный случай, но Алиот не искал легких путей. К тому же как-то это некрасиво по отношению к Джессе – убивать ее отца, хоть тот и порядочный мерзавец. И Гиеди придумал подарить ему хуторок на острове посреди Медвежьего озера. А лодки не давать. И лошади тоже не давать, чтобы не было соблазна зимой по льду отправиться куролесить по окрестностям. И приставить пару-тройку слуг из числа отставников ОТК. Отставникам остров будет вместо курорта, а тестю – вместо тюрьмы. Пусть сидят там, рыбачат, охотятся, а для развлечения варят самогон (все равно ведь будут варить, независимо от указаний Гиеди). В общем – богатая идея, которую можно творчески развить, было бы желание. А желание развить у отставников непременно появится: не те в ОТК кадры, чтобы тупо наливаться самогоном.

Вот с такими замыслами Алиот Гиеди и направлялся к жалкой хибаре, служившей по какому-то недоразумению родным домом его мотыльковой фее, когда услышал крики и шум. Он пришпорил коня и оказался неподалеку от дома Сафаров как раз в тот момент, когда с грохотом распахнулась хлипкая дверь и младший Сафар буквально вышвырнул сестру из дома, а затем и сам прытко выскочил во двор, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Успев схватить какую-то сучковатую палку, он развернулся к двери аккурат в тот момент, когда из нее с саблей наголо появился его отец.

Гиеди мигом спешился и побежал к Джессе, по пути выискивая взглядом подходящее оружие – хотя бы такую палку, как у Джессинара. А Джессинар заорал, увидев его:

– Увози Джессу, барчук! Я сам!

Алиот оценил: и правда, справится. Сабля была тупая, а мускулы у старшего Сафара – не мясо, а желе. Верткий и быстрый жилистый мальчишка с крепкой палкой, которой действует с явным знанием дела, имеет все шансы если не победить его, то хотя бы утомить. Он оттеснил отца подальше от Джессы, и Гиеди получил возможность без помех поднять потерявшую сознание девушку и унести ее со двора, а там уже посадить ее на лошадь и увезти в дедову усадьбу.

Он полагал, что Джессинар появится в усадьбе через пару часов и с ним можно будет спокойно поговорить и о будущем Джессы, и о его собственном будущем. У Алиота возникло убеждение, что юнкерское училище Джессинар Сафар воспримет как удачный шанс изменить свою судьбу. Все-таки мальчишка, который без оружия кинулся защищать сестру от разъяренного отца, не безнадежен.

Но Джессинар не появился. Алиот навел справки в селе: отец его не убил и даже, кажется, не ранил. Видели, как младший Сафар шел лесом куда-то прочь от села. Собственно, он исчез без следа.

Милого тестюшку Алиот таки отправил на озерный хутор. А Джессинару, раз уж мальчишка пропал, он арафскую рекомендацию написал. Была бы бумажка, а человек найдется. Быть того не может, чтобы ОТК не нашла человека, рекомендованного для службы.

И вот – нашелся.

Изучая лицо собеседника, Гиеди промолвил:

– Не прими в обиду, но мыло и хороший портной способны изменить человека до неузнаваемости.

Пусть и близнецы, Джессинар и Джесса были не очень похожи друг на друга. Недаром Гиеди не увидел в Монтейне никакого сходства со своей мотыльковой феей – разве что в тех чертах, которые в общем отличали уроженцев Озерного края от прочего населения Империи. А так и волосы у брата были светлее, и глаза не такие синие, а скорее стальные, а уж взгляд и подавно другой.

– Я спросил, – ровным голосом повторил Джессинар, – женаты ли вы на Джессе.

– Безусловно, – сказал Гиеди. – Я представил Джессу моей семье и сообщил начальству о том, что Джесса – моя жена. Большего я сделать пока не могу. Возможно, вы не в курсе…

– Я в курсе, – проговорил Монтейн. – Я не думал только, что вы признаете Джессу своей женой. Мы не ровня.

Юноша слегка покраснел, и Алиот понял, что для Джессинара мучительно осознавать, насколько Сафары не ровня Гиеди.

– Это говорит мне личный друг графа Менкалинана, – напомнил Гиеди юноше.

– Друг? – Джессинар хмыкнул и выпрямился с таким надменным выражением лица, что Гиеди тут же пришло на ум его давнее мимолетное сравнение Монтейна с юным принцем. – Прилипала Кали. Да все знают, что такие друзья у него более двух-трех месяцев не задерживаются.

– Это ты что-то о Кали не понял, – сказал Гиеди.

Монтейн, не обратив внимания на то, что Гиеди перешел на «ты», спросил еще надменнее:

– Чего ж такого я не понял о графе Менкалинане?

Даже простонародное «чего» не разрушило впечатления о Монтейне как о принце.

– Вот именно, – сказал Гиеди. – Вот у кого Кали словечки таскает.

– Простите? – холодно переспросил Монтейн.

– Я не так уж тесно общаюсь с графом Менкалинаном, – сказал Гиеди. – Встречаемся, конечно, иногда, но я не стал бы определять наши отношения как приятельские. А вот Нолла я хорошо знаю. И когда позавчера я заглянул на квартиру Кали, чтобы выяснить, не там ли он находится, Нолл меня порядком удивил. Когда я спросил, где ты, Нолл ответил, цитирую дословно: «Господин Монтейн ушли к Вулкану». Так вот, если бы Нолл относил тебя к числу прилипал, он бы назвал тебя «этот»: «Этот ушел к Вулкану».

– Это говорит о том, как ко мне относится Нолл, – сказал Монтейн. – Возможно, я как-то снискал его симпатию.

– Симпатия Нолла выразилась бы в слове «Монтейн». Слово «господин» свидетельствует о симпатиях Кали. А уж слово «ушли» вместо «ушел»… это уже не симпатии. Это что-то крепче.