у ресторана. И я резонно опасалась, что узнав, кто мой нынешний ухажер, грянет грандиозный скандал.

В-третьих, к своему ужасу, я испытывала самый настоящий стыд. Хотя я понимала, что игры в «пару» — это именно игры, меня не покидала мысль, что вообще-то это предательство, как ни крути. И в глазах друзей это будет читаться именно так: Ванька вокруг меня пляски с бубном устраивает, по всеобщему мнению, а я стопудово превращусь в зажравшуюся скотину, которая сама не знает, чего хочет. Но вопрос «что скажут друзья» волновал меня как раз в самую последнюю очередь. А вот что скажет Ванька, мне было не всё равно. Я отчаянно считала себя настоящей предательницей, которая променяла друга на мужика, но сделать с собой ничего не могла. И это противоречие разрывало меня на части.

К слову, как бы ни сильно уставал Ванька, он тоже заметил, что происходит что-то странное.

— Тебе снятся кошмары, — этим утром заметил он, ставя передо мной чашку мятного чая. — Причем это далеко не в первый раз. Не хочешь поделиться? Что тебя беспокоит?

— Да… так, работа, — замялась я.

— Меняй работу. На хрена она тебе такая нужна, если из-за нее ты почти каждую ночь во сне отчаянно кричишь: «Не бросай меня!»

— Я такое кричала? — покраснела я.

— Угу.

— А что ещё… м-м-м… говорила?

— Да разное, — уклончиво произнес Ваня. — Но меня беспокоит именно эта фраза. Кто тебя должен бросить и почему?

— Ну это ж кошмар, — пробурчала я. — Думаешь, я во сне понимаю, что мне снится?

Иван со вселенской грустью в глазах посмотрел на меня.

— По личному опыту могу сказать, что я прекрасно понимаю, что мне снится. И лучше б не понимал и не помнил.

— Ну а я не помню, — жёстко ответила я.

— Или просто не хочешь рассказывать, — вздохнул Ванька. — МНЕ РАССКАЗЫВАТЬ НЕ ХОЧЕШЬ. И это настораживает.

Мой друг принялся дергать себя за указательный палец левой руки. Это была давняя привычка, ещё с детских пор. Когда Ванька думал о чем-то серьезном или волновался, он всегда так поступал. И, судя по тому, с каким хрустом он это делал, проблема с его точки зрения была более, чем серьезная.

— Руслана, — тихо попросил он. — Если что… умоляю… не делай поспешных выводов. Не совершай повторных ошибок. Поверь, в одну и ту же реку не стоит входить дважды. Иногда всё совсем не то, чем кажется. Людям свойственно выдавать желаемое за действительное. Кому, как не мне об этом знать.

Помолчав, Иван тихо добавил:

— Твои друзья, которые, просто к слову, мне абсолютно не нравятся, к сожалению, абсолютно правы. Ты великая слепая. Величайшая слепая. И я сейчас не про твое зрение минус пять говорю, Русь. Ты вообще не видишь очевидных вещей. Или не хочешь видеть. Живёшь в плену напрасных иллюзий и надежд…

Криво усмехнувшись своим невеселым мыслям, Иван припечатал:

— Впрочем, я такой же. В иллюзорном мире жить весьма приятно, он чудесен и многообещающ. Но лишь до поры до времени. Сладкий плен напрасных грез и фантазий никак не хочет отпускать, знаешь ли. Отрадно самообманываться.

* * * * *

Сидя в ресторане с Витькой, я отчаянно паниковала вместо того, чтобы наслаждаться приятной компанией. По всем канонам Виктор уже давным-давно должен был что-то предпринять. Что-то такое, что перевело бы нас двоих на качественно иной уровень отношений. Но он этого не делал. Это меня пугало. Как бы я не «топила» за секс после брака, но жили-то мы в ХХI веке, где такое практически не практикуется. А значит, что-то с Витькой не то. Где его интерес? Почему он каждый раз откладывает всё это «на потом»? Может, со мной что-то не так? Я кажусь ему слишком недоступной?

К тому же меня переполняло чувство стыда от собственного непостоянства. И пусть формально отношения с Ванькой были фиктивными, созданными чисто из вредности, чтобы сначала заткнуть рты разгоряченным винными парами друзьям, а потом чтобы было логичное прикрытие в глазах коллег, но они всё же были. И логичнее было бы сначала так же фиктивно расстаться, а потом только приступить к отношениям реальным. А так я коварная изменщица, как ты ни крути.

И эта нелепая дилемма разрывала мне мозг. Витя что-то щебетал, рассказывая, вероятно, нечто забавное, а я, натянув на лицо приветливую улыбку, размышляла о том, а что будет с Ванькой, когда он узнает, что я вроде бы как целый месяц за его спиной встречаюсь с мужчиной. А ведь в июле с точки зрения всех друзей у нас с Ванькой будет «ровно год, как мы вместе». Ужас. И сообщить новость о том, что я вроде бы как УЖЕ в отношениях в значимую дату, пусть и липовую, — всё равно некрасиво. Да и разъезжаться… черт… Если квартира доделывается буквально на днях, то как я скажу Ивану, что я вообще не планирую переезжать с ним туда вдвоем? В смысле, вдвоем-то как раз я и перееду, а да вот только не с ним…

Чёрт… так сложно, оказывается. Вообще не понимаю, как живут женщины, имея и любовников, и семью одновременно. Это какой-то кошмар. Непрекращающийся каждодневный стресс.

Мучения мои продлились недолго. В ресторанчике появился Илья, который мгновенно все понял и поспешил громким фырканьем и цоканьем обозначить свою позицию. Витька, увидев знакомое лицо, страшно обрадовался и пригласил его за наш столик. И тут я снова принялась невольно сравнивать. Позиция Ваньки по этому вопросу была жестче: мы за столиком вдвоем, остальные — на хер.

Если сказать, что я сгорела от стыда — это ничего не сказать. Витьке позвонили, и он, немного замявшись и покраснев, вышел из-за стола, чтобы пообщаться с неизвестным мне собеседником, а Илья, скрестив руки на груди, как-то подозрительно внимательно меня рассматривал.

Я ничего не объясняла. Слова были излишни. А вот Илья заговорил:

— А я ведь понимаю Ванькино поведение, — задумчиво сказал коллега. — Правда, понимаю. Он такую стену отстраивал вокруг тебя вот почему, оказывается… Равно как и понимаю, почему так над тобой трясётся. Всякое дерьмо к тебе, дорогая, прямо так и липнет. Опасный ты человек, Куся. Реально твой мужик на нервах: с любым можешь замутить, чуть отвернешься, пока он свои фаянсовые унитазы продает… Это ж с ума сойти можно. Понимаю, когда мужики за своих баб трясутся, в любом мужике конкурента видят. А с тобой, блин, вообще ни на секунду не расслабишься… М-да… То Тарас, то Борис Евгеньевич, теперь вот Витя… Вот чего тебе не хватает, а?

— А