Она поджала уголки губ.

— Нет, сэр.

Баррис прикинул, не пыталась ли она флиртовать с тем парнем? И он как-то оскорбил ее чувства? И не мстит ли она ему сейчас? Это случается сплошь и рядом. Так, например, появляются ложные свидетели.

Тебе лучше разобраться в этом мягко и осторожно. Ты идешь по тонкому льду, и если топнешь в своей привычной манере, то провалишься, толстый идиот, и кто придет тебе на помощь? Никто!

ШОН ехал в «либерти», лелея гнев и горечь. Он ничего не видел вокруг, пока не оказался на улице Ботрайтов. И тут только он обратил внимание на три фургона со спутниковой аппаратурой, на сборище репортеров и зевак.

Они расположились на подъездной дорожке. Их ждал мужчина с детским лицом. При нем был огромный, как бизон, мотоцикл, а сам он носил косички-дреды и кожаные штаны. Выглядел он как хиппи-ассасин.

Шон вылез из «либерти». Репортеры, стоявшие на краю газона, стали кричать ему, подзывая. Мужчина с детским лицом вмешался:

— Ведут себя как вредители. Я говорил им, чтобы держались подальше.

Черт возьми, кто бы это мог быть? — удивился Шон.

— Меня зовут Трев. Я хотел бы служить вам, если это возможно.

— Как служить мне?

— Любым образом, какой вам понадобится.

Шон осторожно подвел руку к бедру, готовый тут же выхватить свой 32-й калибр. Это что, ловушка? Вполне может быть. Чем тут на самом деле занимается этот тип?

— Я был в 3-м пехотном полку в Хинесвилле, Форт-Стюарт, но в феврале меня разжаловали. Я работал и кладовщиком и мясником. Но приехал сюда ради пляжа. Я был в баре, когда вас показывали по телевидению. Я спросил, кто это такой, и меня послали сюда. Я испытываю к вам теплые чувства. Я понимаю, вы не знаете меня от Адама, но ручаюсь, что смогу услужить вам.

Казалось, что он пережил какую-то обиду, которая нанесла ему глубокую рану. У него был заискивающий взгляд. Шон немного расслабился. «Это что, мой апостол? — подумал он. — У меня в самом деле будет апостол?»

— Ты был в армии, Трев?

— Да, сэр. В 3-м пехотном.

— Ирак?

— Да, сэр.

— Ты убил кого-нибудь?

— Они уносили своих убитых, если могли. Так что я не знаю. Но предполагаю, что да, сэр.

Шон посмотрел на Ботрайтов. Они ждали его, покорно склонив головы и отводя глаза. Репортеры окликали их, а толпа махала им ветками и превозносила их. Все это происходило в разгар дня, но он не мог отделаться от чувства, что плывет по черным волнам, что его несет какой-то мощный таинственный прилив, с которым он не в состоянии справиться.

Он снова повернулся к Треву.

— Те, которых ты убил, — спросил он, — по-твоему, покоятся в мире?

— Не знаю, сэр. Я думаю, это вы должны знать.

— Так оно и есть, — сказал Шон. — Они там.

— Ну что ж. Значит, все о'кей.

— Можешь служить мне, сколько захочешь. Ты голоден, Трев?

— Немного.

— Пэтси соорудит тебе что-нибудь. А потом мы поговорим о безопасности.

РОМЕО ехал по 17-й к северу, раскручивая очередной маршрут, но на этот раз он не повернул, как обычно, к Чапел-Кроссинг-Роуд. Не стал он разворачиваться и к проезду Глинко. Он продолжал ехать на север. Словно направлялся домой, обратно в Пикуа, Огайо. Он проехал «Вид на Небеса», кладбище без надгробных камней, — это было просто большое поле со знаком, на котором были изображены Сатурн, Луна и искрящиеся звезды. Он миновал запущенную рисовую плантацию, автомагазин Чэнси и вспомнил, что тут была девушка-миссионер, которая сказала, что он может получить «поддержку тела», если в ней нуждается.

Он погрузился в воспоминания. Искрящиеся звезды напомнили ему о том, что происходило несколько летних сезонов назад: о вечеринке Персеид.

Организовал ее Шон. Всех пригласили собраться на плотине, чтобы наблюдать за падением метеоров. Шон показал, где пройдет метеорный поток, и объяснил, что Персеиды вскроют все тайны Вселенной. Он сказал, что согласились прийти сорок человек и среди них будут симпатичные девочки. Вместе с ним Ромео зашел в магазин, где они купили шесть кварт «Джонни Уокера», пива, одноразовых стаканчиков, льда, вдоволь «Доритос» и поднялись на дамбу, под которой бурлила вода. Была совершенно ясная августовская ночь. Но никто не пришел, кроме Криса, Писуна и брата Рикки Кобба из Толедо.

Они расселись впятером, стали пить, поглядывая в небо и отпуская грубые замечания относительно тех шлюх, которые так и не появились. Но реальность, которая крылась за словами «метеорный поток», разочаровала. Она совершенно не походила на огненное шоу. Просто в небе время от времени появлялись бледные полосы. Но зрители были терпеливы, потому что им все равно нечего было делать, и наконец через все небо протянулся след, ради которого стоило ждать. Звезда, которая знала, что она действительно звезда, неторопливо и торжественно прочертила небо огненным выплеском. Ребята на дамбе встретили ее свистом и радостными криками и опечалились, когда она погасла. Затем они притихли. Ромео попытался сделать вид, что ничего не произошло. Шон не обладал той популярностью, которая была у него в прежние времена. Тупая техническая работа сожрала его. Он употреблял слишком много декседрина, и годы, толкая его локтями, проходили мимо. Можно сказать, он стал несколько странным. Беспокойный, резкий; его все время посещали какие-то видения. Он отпугнул куда больше девочек, чем пригласил. Ты невольно начинал думать, что к шестидесяти годам он так и будет заниматься ремонтом в районе Пикуа-Дайтон, — но тут он обрел дух приключений и перебрался в Цинциннати.

«Как и я», — подумал Ромео.

Один за другим Крис, Писун и парень из Толедо исчезли. Остались только Шон и Ромео. Шон начал говорить. Он сказал, что, по его мнению, тут в юго-западном Огайо, никто по-настоящему не знает, как поиметь эту гребаную жизнь. Продолжая, он заговорил, что жить надо с упоением и страстью. Кто из их друзей живет со страстью? Никто. Никто. Они не знают, как поиметь эту долбаную жизнь.

— Кроме тебя, — сказал он Ромео. — Если бы не ты, то не сомневаюсь, покончил бы с собой. — Он был совершенно серьезен. Хотя и пьян, в состоянии глубокого возбуждения. — Я не знаю, будет ли все это длиться или нет. Вот пройдет тысяча лет, и какое дерьмо останется? Я не знаю. Ты смотришь на эти засранные звезды, которым по миллиарду лет… но разве они не дерьмо? Но я не сомневаюсь, что одно останется. То, что есть у нас, между нами двумя. Это дружба. Вот она будет длиться. В любом виде. Потому что это единственная стоящая вещь во всей этой долбаной истории.

Ромео был так тронут, что не нашел что ответить.

— Я хочу сказать, — продолжал Шон, — что мы с тобой и дальше будем существовать во Вселенной. Когда все эти тупые задницы, которые не появились сегодня вечером, превратятся в их вонючие мюоны и кварки, ты по-прежнему будешь слушать наши голоса, их эхо — это я гарантирую.