Он стоял, не в силах прийти в себя, глаза пронзительно щипало от хлещущего пота. А драма с захватом «беззащитного» ребенка продолжалась. Разъяренные отморозки с нелюдским воем выбирались из подвала. Выжили, готовы к дальнейшим сражениям. Впрочем, их осталось только трое. Кому-то вдребезги разнесли хребет. Грузно, шатаясь из стороны в сторону, поднимались по лестнице. В натуре демоны… В авангарде – Ворона с разбитой головой. По роже текло, глаза сияли бешенством. Двустволка в руке! Остальные, слава богу, без оружия – потеряли в суматохе, а поискать ума не хватило – мозги от удара сплющило…

За спиной – просторная комната с запахом фекалий. Он задницей подтолкнул туда Варюшу, сам замешкался.

Ворона, угрожающе лыбясь, поднял ружье. Максимов, не раздумывая, швырнул в него пустой автомат! Винтовку выбило из рук, Ворона поскользнулся, разбив коленку, цапнул ускользающий ствол, но двустволка уже летела сквозь балясины! От удара об пол сработал спусковой механизм, разрядился ствол!

– Дави их! – взвизгнул Мазай. Заминка, господа хорошие…

Варюша тянула его в комнату.

– Пошли, чего засмотрелся? Попрут сейчас… Беги по стеночке, Максимов, здесь узкая комната и доски вот с таку-ущими гвоздями – я их посреди комнаты настелила. Могут, конечно, и не наступить…

А вдруг сообразят? – стучало в голове. Ведь это так просто: обуздать ярость, трезво поразмыслить и прийти к логичному выводу: второй этаж – тупик. Почему не спуститься, не подобрать оружие и не закончить наконец эту затянувшуюся порнографию?

Но трезво мыслить было некому. Зэки яростно рвались в последний бой. Варюша уже тащила Максимова в соседнее помещение, когда те ворвались в комнату. Гурьбой перли, напролом – ничему не учила их жизнь. Снова дикий вопль – на гвоздь наступил! И не просто наступил, а проткнул насквозь, до голени! Остальные дали по тормозам, а несчастный, продолжая стенать, рухнул на пол – и снова душещипательный крик забился, отпрыгивая от стен, словно мячик. Не один же там гвоздь! А человеческое тело – такое слабое…

Неудачник захлебнулся собственным воплем, когда они выбежали из комнаты и угодили в какой-то тесный закуток, где не было ничего, кроме лестницы на чердак! Варюша дрожала от возбуждения. Они взлетели под стропила, Максимов пнул фанерную дверцу, втянул Варюшу неведомо куда. Захлопнул дверь и сразу пожалел.

Темнота ударила в глаза – словно вспышка! Окон нет, а если есть – забиты. Он запнулся, чуть не грянул носом.

– Что это, Кролик?

– Фонарь включи, Максимов, у тебя же должен быть…

Точно. Во время многочисленных падений он испытывал неудобство в левом боку… Секунды есть – пока уцелевшие обойдут «минное поле», пока разберутся, где верх, где низ… Он выдрал из кармана компактный, обтянутый резиной цилиндр. Батарейки садились. Тусклый свет заметался по стропилам. Нет здесь ничего полезного: стены не заделаны, стекловата клочьями, доски, труха, голый цоколь болтался на перекрытии. Пылищи немерено. Такое ощущение, словно эту дачку не строили, а ломали!

– Дальше что, Кролик? – Он мазнул лучом ссутуленную фигурку, застывшую истуканом посреди чердака.

– Ну, ты и наглец, Максимов… – Голосок предательски задрожал. – Откуда я знаю, что дальше. Не придумала, понимаешь? Я ж не Кулибин тебе – идеи гениальные рожать по сорок штук в час. Если хочешь, можно вспомнить про грузинскую мышеловку… Да только некогда.

– Черт… – ругнулся Максимов.

– Между прочим, их осталось только двое, – насмешливо напомнила девочка. – А ты, сдается мне, мужик… А ну-ка, дай сюда фонарик.

Он машинально послушался. Свет погас. По лестнице уже стучали кирзачи.

Ворвались – и волна ненависти покатилась, разметая пыль.

– Дави, Ворона!

Но темнота ошпарила, сбила с панталыку. Вопль оборвался – на пронзительной ноте. Кто-то споткнулся. Кулак разрезал воздух, не попав в цель.

И вдруг фонарик вспыхнул! Есть такое детское развлечение – подсвечивать в темноте собственный подбородок. Девчонок пугать в пионерских лагерях. Лицо делается жутковатым, сотканным из заплат, висящим в воздухе, а если выпучить страшные глаза, оскалить рот да издать что-нибудь по случаю… Неужели она хотела показать эту сомнительную страшилку?

Впрочем, испугаться можно – на мгновение. А второго и не надо. Зэки встали. Не потешная их рожица испугала – наличие фонаря! Свет погас, рожица пропала. И вдруг опять вспыхнул – осветив скрюченные фигуры негодяев!

«А ты, сдается мне, мужик, Максимов»…

Ярость ударила в голову – как кипятком из ведра! Он бросился в атаку. Первого оттолкнул как следует, впечатывая в закрытую дверь, второму врезал круговым по виску, чувствуя, как кожа лопается на пальцах…

– Кролик, свети!

Опомниться эти негодяи так и не успели. Притомились за ночку. Извелись, поди, неоднократно, что провели ее не на нарах. Кулак дрожал, источая энергию. Разряды трещали… Ворона, треснувшийся в дверь, шипел, как разбуженная змея. Мазай, стерпев удар, сцапал Максимова за грудки. Он ударил снизу, в челюсть, пробив хватку и раскромсав скулу. Но мало этого – дважды врезал под дых, опять по челюсти. Бил методично, напористо, наращивая силу ударов и испытывая при этом немыслимое наслаждение. Никогда с таким сладострастием не бил человека! Мазай обвис, уже не дергался, а он продолжал его лупить, лупить, не в состоянии остановиться…

– Максимов, второй! – закричала Варюша.

Своевременно сказано. Ворона поднимался, сжимая, как копье, зазубренную доску. Он отшвырнул Мазая, ударил пяткой, ломая доску и все, что за доской: носовые хрящи, зубы… Боль немыслимая, но он терпел – совсем немного осталось терпеть. Ворона отлетел к двери, прокаркал что-то. Пинок в живот – Ворону развернуло, подбросило. Пытался отлягнуться, отчего Максимов окончательно рассвирепел – заломил руку с отбитым пальцем, вывернул, ломая кость, поднял орущего от нечеловеческой боли за шкворник, наградил дуплетом по почкам…

– Кролик, дверь открывай…

Швырнул полуобморочного урку в образовавшийся проем. Не стал дожидаться, пока он отгрохочет по ступеням, взялся за второго. Рывком поставил на ноги, отправил с чердака. Не слишком точно рассчитал курс – бандит вонзился рожей в косяк, свалился на пороге. Вторая попытка, затрещина, и красочный отпечаток на заднице – ломая всё, что он еще не успел доломать, бандюга с треском покатился вниз…

Он спустился неспешной походкой победителя. Мазай пытался приподняться, что-то сказать – не самое, очевидно, ласковое. Не вся еще злость оказалась растраченной: Максимов опустился на корточки, подул на горящий кулак, врезал точно между глаз. Еще раз подул. Сел на пятую точку, тупо выставясь в сумрак.

Варюша, пошатываясь, спустилась с чердака.

– Ты закончил, Максимов? – Какие-то благоговейные нотки появились в ее голосе.

– Всё, Кролик, – сипло прошептал Максимов. – Кончилась наша с тобой развлекуха… – вышел из оцепенения и изумленно уставился на кулак, превращенный в багровое месиво.