что в случае победы им будет обещана Кормлёд и власть над Ирландией. На последний эпизод Гудхер обращает особое внимание и отмечает, что для исландской традиции понятие «вся Ирландия» включало в себя лишь очень небольшой район вокруг Дублина и что современный читатель должен понимать, что о верховной власти над островом речь в обоих случаях идти не могла [Goedheer 1938, 107]. С точки зрения чисто исторической это безусловно так, хотя мы можем предположить, что в случае победы над ирландцами исландская колония могла бы быть значительно расширена, а их власть – упрочена (как это, например, произошло в Галлии после разгрома Верцингеторикса в 46 г. до н. э.). Но обращает на себя внимание еще одна деталь: если уже в 980 г. сын Гормлат начал править в Дублине, к 1014 г. ей самой должно было быть не менее 70 лет (умерла она, согласно Анналам Четырех Мастеров, в 1030 г.) и она, с точки зрения обыденной, вряд ли могла восприниматься как желанная невеста. Несмотря на это, два исландских ярла соглашаются и, более того, стремятся вступить с ней в брак. Мы полагаем, что этому может быть четыре объяснения, в общем, не исключающие друг друга: 1) несмотря на возраст, красота и женское обаяние Гормлат не увяли; 2) мы имеем дело с характерным для средневековой литературы стремлением лишать людей возраста; 3) оба воспринимали брак с Гормлат как чисто политическое мероприятие и 4) Гормлат предстает как характерный для ирландской традиции «символ власти», часто предстающий в образе старухи (ср. известный эпизод со старухой у колодца, символизирующей Власть в саге Приключение сыновей Эохайда Мугмедона, тема, в ирландистике достаточно разработанная; см. об этом подробнее в нашей работе [Михайлова 1997]. Не совсем ясно при этом, однако, мог ли этот «символ» осознаваться скандинавами, пусть даже и жившими долгое время в Ирландии. Видимо, все же мог, поскольку к началу XI в. культурные (и семейные) контакты между ирландцами и скандинавами были уже настолько сильны, что отчасти приводили к ассимиляции последних в том, что касалось полуфольклорной, полумифологической традиции. В более поздних генеалогиях ирландских королей рассказывается о том, что мать Гормлат якобы увидела во сне, что от брака с королем Лейнстера у нее родятся сын и дочь. «И сын этот станет королем Лейнстера, а дочь будет править всей Ирландией» [CGH 1962, 423]. Данное предание, вероятно, было известно и в скандинавских кругах, отчего брак с Гормлат действительно мог приобретать символический смысл.

Рис. 18. «Священный брак». В руках у жены-богини – рог, символ изобилия, у бога-мужа – копье. Галлия, ок. I в. до н. э.

В заключительной главе уже упомянутой нами книги X. Гудхера говорится о развитии в Ирландии IX–XI вв. «сильной власти». Он называет в данной связи имена четырех ирландских королей – Федельмида мак Кримтанна, Кормака мак Куллинена, Ниалла Глундуба и Бриана Бору (и – только их!), не говоря при этом, что все они объединены и тем признаком, что были женаты на женщинах, носивших имя Гормлат. Для нас же, естественно, данный момент предстает как значимый. Более того, в работе М. Ни Вини, посвященной «трем Гормлат», акцент делается именно на том, что функционально данный образ начинает, так сказать, «работать» только в сочетании с мужем, претендующим на верховную власть и являющим собой отчасти также полуисторическую – полумифическую фигуру [Ní Mhaonaigh 2002, 24].

Само имя Гормлат Э. Триндад кажется более чем символичным, но, надо отметить, в средневековой Ирландии оно встречается достаточно часто, причем в основном в период после скандинавского завоевания. В среднеирландском трактате Старины жен, в котором перечислены по именам и кратко охарактеризованы все жены королей, упомянуто девятнадцать разных Гормлат [Banshenchus 1931, 446]. Э. Триндад безусловно права, утверждая, что лежащая в его основе семантическая мотивировка действительно может содержать в себе намек на то, что его носительница являет собой персонификацию власти. Первый элемент имени – прилагательное gorm – является цветообозначением с необычайно широкой и сложной семантикой: «красный, темно-красный, фиолетовый», «темный», «синий» (последнее значение закрепилось в современных гойдельских языках). В качестве переносного оно получило значение «знаменитый, выдающийся» (видимо: «красный» > «заметный»). Обращает на себя внимание и тот факт, что именно это прилагательное, скажем с осторожностью – в одном из своих значений, является в ирландской поэзии одним из постоянных эпитетов викингов – Gall gorm, букв. красный галл (изначально словом gall назывались жители Галлии, но затем его семантика значительно расширилась, и так стали обозначать любых чужаков).

Рис. 19. Пирс Руа Батлер, граф Ормонд и его супруга.

Захоронение, Килкенни, XVI в.

Второй элемент имени Гормлат может интерпретироваться двояко, чему способствует и наличие двух его написаний: Gorm-laith и Gorm-fhlaith. Как правило, в оригинальных рукописях предпочтителен первый вариант, однако в ряде текстов (например – в Анналах Клонмакнойса) встречается и второй. Интересно, что автор английской версии этих Анналов, составленной в 1627 г. (см. [Murphy 1896]) транскрибирует это имя как Gormphly, то есть предполагает, что в данном двучленном имени изначально в анлауте второго элемента присутствовал /f/, который в ленирующей позиции дает нулевой звук. Надо сказать, что примерно так же рассматривает это имя и Ю. Улих, который в своем словаре ирландских сложных имен дает форму – Gorm(fh)laith [Uhlich 1993, 263]. В первом случае данный элемент должен означать ‘напиток, питье’, что он предположительно возводит к и.-е. *lei-/*loi- (ср. готск. leiÞ ‘вино, сидр’, др.-в.-н. líth ‘вино, пиво’ и проч.). Предположительно, сюда же должно относиться и русск. лить, а также ирландское же lind ‘пруд, озеро’ и líth ‘праздник’. Неясной в таком случае остается проблема вокализма в laith. Отметим, однако, что в этимологическом словаре готского языка Лемана германские основы с общим значением ‘питье, напиток’ возводятся не к и.-е. *lěу-, а к и.-е. *ре1- ‘полный’ в нулевой ступени [Lehmann 1986, L‑34]. Реконструируемый вокализм в таком случае в нашей основе должен иметь примерно следующий путь: *рl-о-Н1 —ti-s > laith. Во втором случае, flaith, этот же элемент должен иметь значение ‘власть, властитель’ (восх. к и.-е. *ŭаl- ‘иметь силу’, ср. готск. waldan ‘управлять’, др. – исл. valda ‘подчинять, владеть’, русск. владеть, власть; на стыке морфем происходит лениция, которая для фонемы F дает нулевой звук, чем и обусловливается возможность двойного прочтения имени). Оба слова, laith и flaith, женского рода и по типу склонения относятся к – i-основам, поэтому, даже обращаясь к формам родительного падежа данного имени, мы все равно принципиально не можем ответить на вопрос, какая форма является исходной. По данным Словаря ирландского языка мы можем сделать вывод о глубинной семантической соотнесенности обеих лексем для носителей языка, по крайней мере в древнеирландский период. Так, совершенно очевидно, что слово laith, как правило, самостоятельно встречается редко и употребляется скорее в сакральном смысле, то есть не как напиток вообще, а как ритуальное питье, символизирующее власть. Ср., например – …in laith farrabái Oengus ‘the ale at wich O. has